– Он пришел спасти тебя.

– Ну что ты говоришь, папа? Спасти меня? Да, конечно, но ради тебя. Ты мне говорил, он все деньги для тебя взял? Он за тебя в огонь и в воду. Даже татуировку сделал.

Я инстинктивно потрогал свежий шрам на руке.

– И что?

Она скривила губы и, вероятно подражая моему голосу, переспросила:

– И что? Это все, что ты можешь сказать? И что?

– А ты хочешь, чтобы я запрыгал от радости?

– Ты хоть понимаешь, кто у тебя есть? Мне не нравилось, куда она клонит.

– Ты это к чему?

– Ни к чему, папа! Я просто хочу сказать, что это очевидно!

– Что тебе очевидно?

– Мик тебя любит. – Я закашлялся. – Папа, как слепой!

– Что ты хочешь сказать? – спросил я. – В каком смысле любит? Я же не голубой.

Чарли рассердилась:

– Как ты можешь так говорить? Как ты смеешь? Как?

То ли из-за этой перепалки, то ли из-за боли в руке, а возможно, из-за всего вместе меня стало подташнивать, и я вышел наружу. Кроме того, запах благовоний тяжело на меня действовал. Еще я хотел найти Фила, узнать, чем он занимается на маковых полях? Мик был неподалеку от хижины. Он не пошел со мной: мы договорились не бросать Чарли без присмотра.

Поднявшись вверх по склону, я заметил, что мак начал отцветать. Я потерял счет времени, и пришлось, загибая пальцы, припоминать, сколько дней мы здесь провели. Невероятно, но мы были здесь всего шесть дней, а казалось, что уже месяца три позади.

Дело было к вечеру, крестьяне ушли в деревню, поля опустели. По большей части мак стоял с надрезанными головками, без лепестков. То, что в этом сезоне он созрел быстро, послужило, видимо, на пользу и Джеку, и жителям деревни. Они могли в короткие сроки собрать урожай и переправить товар. Джек сказал мне, что в следующий сезон эту деревню не будут использовать. Крестьянам приходилось постоянно менять плантации. Они пользовались партизанской системой земледелия.

Поначалу я нигде не видел Фила. В последнее время он все чаще поднимался выше по склону, наверное, чтобы быть ближе к Богу. Мысль о том, как он ходит туда-сюда, разговаривая в голос, борясь со своей совестью в ожидании знака с небес, не давала мне покоя. Он был как бомба с часовым механизмом. Я знал, что мне придется сделать немыслимое усилие, чтобы вытащить нас отсюда, но что?

На некоторых маковых головках виднелись капли загустевшего сока в тех местах, где он продолжал сочиться, после того как сборщики ушли со своими орудиями. Я отломил от одной головки прозрачную восковую капельку и стал рассматривать. В ней искрился солнечный свет. Я понюхал опиум, попробовал на вкус, но ничего не почувствовал и стряхнул его с ладони.

Что касается Чарли, то я просто выбился из сил, придумывая, каким образом выманить ее из хижины. Я умолял ее вспомнить о домашнем очаге, пока меня самого не замутило от фальшивой райской картинки, которую нарисовал. Я испробовал все слова, но ничего не помогало. Я просто не мог достучаться до нее.

Фила я услышал раньше, чем увидел. Он стоял на коленях среди маков и громко молился. В бешенстве я кинулся к нему, но резко остановился. Фил выкрикивал, задыхаясь, первую строчку «Отче наш». Он едва успевал набрать воздух:

– «Отче наш иже еси на небесех… отче наш иже еси на небесех… отче наш иже еси на…»

Его лицо и молитвенно сложенные ладони были измазаны красным. Мне показалось, что он порезался, и я с криком упал перед ним на колени, но он, видимо, почти не замечал моего присутствия. Он дрожал и исступленно молился. Я поискал, откуда могла идти кровь, но не нашел порезов. Только приложив пальцы к его щеке, я понял, что он вымазан не кровью, а соком бетеля.

Я зажал ему рот ладонью.

– Фил! Фил! Сынок, ты нас выдашь! Выдашь!

– Ты мне уже не поможешь, папа, – еле слышно сказал он.

Я сплюнул в руку, пытаясь стереть краску у него с лица. Он отпрянул, но я повалил его на землю. Пришлось сесть ему на грудь, чтобы он не дергался. У меня не хватало слюны, а он отчаянно отбивался. Пока я вытирал ему щеки, он заплакал. Я чувствовал соленый вкус его слез, пытаясь слизнуть краску с его лица. Прижал его крепче и стал обтирать ему лицо футболкой.

Мне показалось, что он начал приходить в себя.

– Все в порядке, – сказал он.

Я тяжело дышал, вдруг внезапно успокоился и обмяк.

– Фил, тебя не должны видеть в таком виде!

– Я в порядке, папа. Я вас не подведу.

Он порывался встать, но я не хотел его отпускать. Наконец он грубо толкнул меня и поднялся на ноги.

– Пошли к хижине, – сказал я.

– Оставь меня. Я в порядке. Извини, я пойду почищусь.

Я был ему не нужен. Он медленно пошел к деревне.

Я остался один среди высоких маков и не видел для нас никакого выхода. Дела шли все хуже и хуже. А в голове у меня было пусто – ни планов, ни мыслей. И в тот момент, пока я так стоял во власти отчаяния, один из цветков внезапно обронил все свои роскошные алые лепестки. Не знаю почему, но у меня от этого кровь прилила к лицу. Потом с тихим шелестом упали лепестки с другого цветка, уже ближе ко мне. Наконец то же произошло с белым маком совсем рядом со мной. Волосы у меня на руках встали дыбом, словно от заряда статического электричества.

Мне в голову пришла странная идея, что маки говорят со мной или что кто-то невидимый осторожно и не спеша приближается ко мне, желая встать рядом, и стряхивает по пути лепестки. Меня коснулся страх, но следом снизошло желанное облегчение.

Я узнал его.

Посреди высоких стеблей отцветшего мака, в рассеянном желтом свете затянутого облаками неба меня посетило откровение. Теперь я знал, что мне нужно делать. Мне надо было попасть в мир моей дочери, встать рядом с ней.

Там мне назначил встречу Таинственный Толкователь.

– Это полное безумие, – подал голос Фил из своего угла хижины. – Вы сошли с ума! Именно так это и происходит.

Он уже оправился после своей прогулки по полям. По крайней мере отмыл лицо и руки от сока.

– Ну, надеюсь, ты хоть отдаешь себе отчет, – сказал Мик.

Я промолчал. Разумеется, я не отдавал себе никакого отчета, передо мной была неизвестность. Но Мик беспокоился совсем по другому поводу. Ему самому хотелось принять участие в предстоящем эксперименте, его совершенно не устраивала роль стороннего наблюдателя. Конечно, если бы я предложил ему присоединиться, он сделал бы это не раздумывая. Ну, а толку? Нет, сейчас я хотел, чтобы он сохранял трезвый взгляд на вещи.

Руководила нами Набао. Она пришла со своими курительными причиндалами и почему-то принесла пучок банановых листьев. Я попытался объяснить ей, что намереваюсь сделать, а она искренне старалась понять, что от нее требуется. Наконец я просто протянул ей пачку батов.