– Тогда: хайре, Евграф!

Тася раскинула руки, пошевелила растопыренными пальцами.

– Чувствуешь? Ни ветринки! На море – полный штиль! Давай помедитируем – и на пляж? До ночи! Дед, кстати, тебе привет передает. Большой и теплый. Он в тебя прямо влюбился!

– Спасибо. Виктор Павлович – супер!

– Так что, идем?

– Подожди. – Евграф замялся, решая, как бы поаккуратнее известить Тасю о своих виртуальных контактах с древним пацаном. Чтобы не подумала, будто мозги от жары глючат. – Мне тут нужно тебе рассказать… нечто… необычное. Пойдем в тенечек, что ли…

Тася глянула удивленно, но по тому, как Евграф смутился, поняла, что сейчас лучше не лезть со своими расспросами.

– Может, к фонтанчику?

– Можно и без фонтанчика. Я не привередлив.

– Нет, именно к фонтанчику. Рядом с монетным двором есть тень, лавочки и фонтан. Вот только Виталик будет недоволен. Он всегда злится, когда кто-то опаздывает. Правда, виду не подает, но все равно заметно.

– Потерпит твой Виталик. Я тебе сейчас такое расскажу… После этого никаких занятий не захочешь.

– Дворцовые интриги?

– Круче!

Им повезло. Возле музея на небольшой площади, которую почему-то называли Итальянским двориком, нашлась пустая скамейка. Там было людно и шумно, вокруг фонтана с золотыми рыбками носилась малышня. Дорожки периодически заполнялись группами туристов. На соседней скамейке мельтешила спицами старушка. Зато вся эта кутерьма гарантировала, что ни случайно, ни специально в разговоре подростков никто не разберет ни слова.

Тася слушала молча, иногда кивала, несколько раз вскакивала. К концу рассказа откинулась на скамейке и, подсунув под голову руки, просидела так до тех пор, пока Евграф не толкнул ее в бок:

– Что, загрузил?

– Есть немного.

– Надеюсь, ты не думаешь, что у меня с мозгами проблемы? Все-таки древний Херсонес, голоса, то-сё…

– Была мысль. Но на психа ты вроде не похож… – Тася глянула в упор. Евграф ждал. – Слушай, а что будет, когда мы этот Глаз Ра и пузырек найдем?!

– Не знаю. Даже Денис пока не решил.

– Интересно, нам след в камне разрешат оставить? Надо же попробовать, вдруг за двадцать три века зелье протухло?

Евграф хмыкнул:

– Оставим, не переживай! Главное, грот с пещерой отыскать. Я у Дениса спросил об ориентирах.

– И что?

– Говорит, очертания берегов изменились, часть кварталов под воду ушла, город землей засыпан. Примерно может сказать, а точно – самим искать придется.

– Значит, будем искать. Как ты думаешь, века двадцать три нам на это хватит?

₪ ₪ ₪

Кирос бежал домой так, как не бегал никогда. Бежал, понимая, что, если настроение отца не переменилось, торопиться не имеет никакого смысла.

Хаемон лежал на спине в слабо освещенной комнате. При появлении сына нехотя повернул голову, глянул злыми глазами.

– Что тебе нужно? Я не намерен сегодня разговаривать ни с кем. Даже с тобой. Убирайся!

Не обращая внимания на грубость, Кирос бросился к отцовскому ложу.

– Отец, тебе придется меня выслушать.

– Уйди.

– Нет, нет! Ты не захочешь рассматривать узор на потолке, как только узнаешь, с чем я пришел!

Отчаянный вопль, дрожащие губы и лихорадочный блеск в глазах заставили Хаемона подняться. Тяжело крякнув, он сел.

– Слушаю. Только быстро и по существу.

Кирос заговорил – перескакивая с эпизода на эпизод, сбивчиво, взахлеб. Неровный, ломающийся голос сына сначала раздражал, но несколько складно построенных фраз вдруг позволили уловить суть. И с этого момента Хаемон начал задавать короткие вопросы. Они, как вехи на пути, вели рассказ в одном направлении. А за рассказом и мысли – тайные, о которых не решался говорить ни с кем. Где-то в середине этой дороги были повержены херсонесская демократия вместе с ненавистным Советом и выскочкой Оригеном. С Актеоном, воспевавшим в своих стихах свободу и доблесть. В конце пути Хаемон видел себя – единовластного правителя, тирана, решающего в своем доме все вопросы полиса. Хотя нет, дом отойдет Киросу. Тирану нужен дворец. Огромный, неприступный. И преданные воины. Их лучше доставить из Керкинитиды, чтобы оградить себя от ножа в спину. А стены Херсонеса следует укрепить. Волшебное зелье поднимет их до неба, и… Какое счастье, что девчонка живет в его доме! Вряд ли она будет долго упираться. Что ж, Джорджиосу придется пережить неожиданную кончину дочери. Девчонка не сын, невелика потеря.

Из грез Хаемона вырвал Кирос:

– Я бы на твоем месте приказал привести сюда этого выскочку Дионисия и хорошенько допросить.

– На моем месте? Хм, предположим, я сделаю это. Что после?

Брызжа слюной, Кирос зашипел:

– А после – к рыбам его! На корм! Я сам с удовольствием придержу голову, пока туловище не перестанет сучить ногами.

– Да ты кровожаден! – усмехнулся Хаемон. – Это хорошо. Хотя глуп.

– Я – глуп?! – взвился Кирос.

– Несомненно. Если пропадет мальчишка, назавтра Актеон поднимет на его поиски весь Херсонес. И обязательно найдется тот, кто что-то видел, слышал или просто догадывается.

– Но как же мы…

– Учись у отца, мальчик. Не хватай то, что лежит на поверхности. Умей глядеть в будущее, просчитывать, выбирать. Тебе достанется большое наследство, и я должен быть уверен, что мой сын сможет сохранить его и приумножить. А насчет тайника… Нам не нужен опасный Дионисий. Есть безопасная, беззащитная, никому не нужная девчонка. Ее даже красть не придется. Достаточно позвать – и она прибежит.

– Тогда зови! Зови!

– Ну, не так скоро. Тянуть с таким важным делом мы не станем, но сначала нужно обезопасить себя. Боги не только милостивы. Они бывают и коварны.

₪ ₪ ₪

Впервые за много дней Дионисий был спокоен. Он выполнил свой долг, выполнил и просьбу Епифания: мешок Кахотепа теперь лежал в самом конце длинной темной пещеры. И никто, кроме Зо и Агаты, не знал, как в нее попасть.

Домой он вернулся с первыми звездами и сразу же пошел к дяде. Однако кубок почти неразбавленного вина в честь триумфального вознесения на вершины поэтического Олимпа и схлынувшее возбуждение сделали Актеона плохим собеседником. Дионисий поздравил его с удачей и отправился спать.

Но, едва он лег, сердце сжала тревога. Сначала слабенькая, почти незаметная, через мгновение она снесла ледяным потоком все мысли, кроме одной – причина! В чем причина?