Ему не следовало оставлять ее одну. Так надолго одну. Днем в объятиях Малкома Натали забыла все свои девичьи страхи. Сейчас, когда она была предоставлена сама себе в его огромной спальне, они вернулись к ней с удвоенной силой.

Натали оглядела себя в зеркале трюмо. Новая ночная рубашка из почти прозрачного шелка каскадом струилась до самого пола. Она еще никогда в жизни не носила вещи из шелкового газа. Ткань приятно холодила тело, и в этой рубашке Натали ощущала себя вызывающе привлекательной. Она словно приглашала Малкома заняться с ней любовью.

Она судорожно сглотнула. Малкому никакого приглашения не требуется, она была в этом уверена. Может быть, ей стоит надеть старую ночную рубашку, а эту оставить на потом, когда она обретет уверенность в себе?

Она искренне надеялась, что такой день – вернее, ночь – когда-нибудь настанет. Сейчас же в этой ночной рубашке ей было очень неуютно. Она не представляла, как можно показаться в ней перед кем бы то ни было, не говоря уж о Малкоме, мнение которого было для нее самым важным.

Чувствуя, как ее охватывает паника, Натали бросилась к огромному шкафу, стоявшему возле стены, и распахнула тяжелые дверцы. На нее пахнуло приятным ароматом кожи и полировки. Шкаф был забит мужской одеждой. О Господи! Натали замерла в изумлении.

А где же ее одежда? Почему ее здесь нет? Ведь наверняка из гостевой спальни ее одежду уже унесли. Но куда? Нахмурившись, она обернулась и окинула комнату внимательным взглядом. Все вещи, которые бросились ей в глаза, принадлежали ее мужу. Натали вспомнила, что видела какой-то шкаф в маленькой комнате, примыкающей к ванной, где она купалась. Может быть, ее вещи там?

Захлопнув дверцы, она схватила лампу и направилась к ванной комнате. Там стоял комод, а на нем лежали полотенца, мыло и губки. Никакой одежды в нем не оказалось. Внезапно Натали заметила в глубине ванной комнаты еще одну дверь. Может быть, там? Она вошла и, как и ожидала, оказалась в другой спальне. На туалетном столике лежали ее расчески и щетки, а в шкафу, к ее огромной радости, она обнаружила свою одежду.

Вот только почему молодоженам требуется две спальни? Может быть, чтобы ввести в заблуждение прислугу? Натали тихонько хмыкнула: какая нелепая мысль! Да какое прислуге дело до того, будут молодожены спать вместе или каждый в своей комнате? И потом, на этот счет у них вряд ли есть какие-то сомнения. А вот интересно, кстати; увидеть реакцию Малкома, если она в первую брачную ночь отправится спать в свою спальню.

Внезапно ее поразила неприятная мысль. А что, если она должна спать именно здесь? Что ей известно о супружеской жизни и интимных отношениях супругов? И потом, ведь они с Малкомом заключили брак по расчету. Может быть, она должна встретить своего мужа в его спальне, доставить ему удовольствие, а затем вежливо удалиться к себе? При этой мысли Натали обдало леденящим холодом. Что, если это и в самом деле так? Быть может, Малком сам попросил прислугу приготовить для них две спальни?

Наверное, когда его женой была Кэтрин, они спали в разных комнатах. От этой мысли Натали стало вовсе не по себе, впрочем, любой, даже самой что ни на есть пылкой новобрачной стало бы от нее неуютно.

Настроение у Натали испортилось окончательно. Она поставила лампу и принялась перебирать аккуратно уложенные вещи и неожиданно наткнулась на свою старую муслиновую ночную рубашку, чистую и тщательно отглаженную. Бросив ее на кровать, она ухватилась за подол нарядной рубашки и начала судорожно его поднимать.

– Что ты делаешь? – послышался за спиной голос Малкома.

Ахнув, Натали поспешно выпустила из рук подол новенькой ночной рубашки, и она соскользнула к ее ногам.

– Прости, – проговорил Малком, и в его низком голосе послышался смех.

Натали круто повернулась к нему.

– Ты меня до смерти напугал! – воскликнула она, и щеки ее залила краска смущения.

Малком стоял в дверях, которые она не удосужилась закрыть, прислонившись к косяку. Похоже, он только что принял ванну: волосы его были еще влажными. Натали до сих пор не доводилось видеть полуодетого мужчину, и зрелище это было возбуждающим и пугающим. На ее взгляд, Малком выглядел страшновато. Он был скорее похож на дикаря, чем на джентльмена. Джентльмен должен быть изысканно одет, а на Малкоме не было ни сюртука, ни ботинок, ни галстука, ни шейного платка, ни чулок, ни… в общем, практически ничего. Лишь чистая рубашка, расстегнутая до пояса, кое-как заправленная в брюки. Поскольку жилет тоже отсутствовал, рубашка была распахнута, что позволило Натали лицезреть почти всю грудь ее мужа.

Боже правый! Она понятия не имела, что Малком настолько хорошо сложен и такой мускулистый. Но почему ей так приятно на него смотреть? Ведь в нее, до сих пор не познавшей мужчины, вид обнаженной мужской груди должен вселять страх. По правде говоря, Натали было страшновато, и в то же время в ней пробудилось желание.

Она не могла оторвать от Малкома глаз, и сказать хоть слово тоже не могла. Да что это с ней такое? Ведь она прекрасно знает, что мужчины внешне сильно отличаются от женщин, однако не ожидала, что до такой степени, и уж тем более что на нее это произведет столь сильное впечатление.

Малком перевел взгляд на скромную муслиновую ночную рубашку, лежавшую на покрывале, и брови его удивленно поползли вверх. Он взглянул на Натали, которая стояла неподвижно между открытым шкафом и кроватью, облаченная в рубашку, сотканную, казалось, из паутины и звездного света, и улыбнулся.

– Только не говори мне, что собиралась переодеться.

Натали вдруг охватило трусливое желание закрыть руками грудь, однако она подавила его и, гордо вскинув голову, выпалила:

– Хорошо, не буду говорить.

Малком оглядел ее с головы до ног, и выражение его лица изменилось. Сердце Натали учащенно забилось.

– Мне нравится та рубашка, что на тебе, – заметил он неожиданно охрипшим голосом.

Внезапно Натали с ужасом осознала, что поставила лампу на низенький столик у кровати у себя за спиной, и теперь, должно быть, тонкая ткань просвечивает насквозь. Она поспешно попятилась и, добравшись до стены, когда отступать уже было некуда, схватила лампу трясущейся рукой. И тут же по комнате заплясали причудливые тени.

– Она новая, – с трудом произнесла она и сглотнула. – Это… часть моего приданого.

Малком молчал. Наверное, он ее не слышал? Какое у него странное выражение лица! Он направился к ней, на ходу высвобождая из-за пояса рубашку, так что когда он наконец подошел к ней, рубашка свободно свисала у него с плеч, открывая изумленному взору Натали теплую голую кожу. Глаза ее испуганно распахнулись.

Не отрывая от невесты глаз, Малком взял у нее лампу и поставил на столик. Потом, все так же молча, рывком притянул Натали к себе и впился поцелуем в ее губы.

Боже правый! Ощущение от прикосновения его тела подействовало на нее как удар хлыста. Она тихо ахнула. Какой же он горячий и как от него приятно пахнет сандаловым маслом. Наверное, это запах мыла, рассеянно подумала она.