Гости между тем прибывали.

Школьные мамы и школьные папы. Любопытные как сороки школьные мамы совали нос во все углы. Ну а как не осмотреть хорошенько дом Марсиаков, у них же наверняка все не как у людей. У Юго небось спальня вся в розовом шелку, а будуар Арианы, должно быть, затянут темно-серым сукном! Мужья школьных мам, поспешавшие вслед за женами, были похожи как две капли воды: твидовые пиджаки, вельветовые брюки, стертые лица. Больше нигде на свете не встретишь такого сходства, так уж заведено, одного школьного папу не отличить от другого школьного папы, как ни старайся.

Клиентки фирмы «Л как „легкомыслие“», с головы до ног увешанные драгоценностями. Все, кроме Мари Дельсоль. Ее не было в Париже, она с мужем отправилась на семинар «Инкрустации — завтрашний день стоматологии?», организованный одной фармацевтической компанией на Карибских островах.

Сотрудники ЖЕЛУТУ. Все, кроме Фланвара, уволившегося из фирмы по неизвестной причине. Антуанетта Никар в темно-розовом английском костюме и с розовыми же искусственными жемчугами на шее воплощала собой образ зрелой женщины со страниц одного из романов Мэри Хиггинс Кларк. Она висела на руке супруга и бросала вокруг неодобрительные взгляды, приговаривая: «Оригинально, но красиво!» Все остальные искренне восхищались продуманностью планировки, безупречностью отделки, изысканной простотой материалов. Северный олень, принимавший комплименты на свой счет, довольствовался тем, что скромно потряхивал ветвистыми рогами и шептал тихонько: «Терпение и труд все перетрут…»

Но кого-то не хватало, кого-то точно не хватало! Разъяренный Юго то и дело посматривал на часы:

— Какая муха ее укусила? Я так торопился, чтобы прийти с работы пораньше, а ее до сих пор нет!

Софи всякий раз его успокаивала:

— Это я виновата. Решила, что лучше ей прийти немножко позже, ну и попросила забрать у мастера твой заказ.

— Слушай, но это же неразумно, к чему ей горбатиться? Если я вернулся в ЖЕЛУТУ, то именно для того, чтобы она отдохнула, черт побери!

— Она прекрасно себя чувствует, Юго, не волнуйся. А! Вот и она!

Появление на сцене Арианы сопровождалось охами и ахами:

— Ах ты господи я такого и не ожидала у кого это такая дивная идея родилась ну конечно же у тебя дорогой я была в этом уверена маленькие мои какие же вы хорошенькие Лулу ты вылитая принцесса нет ты лучше ты победительница конкурса красоты для самых красивых принцесс в мире подумать только а я ведь даже не накрасилась как следует я не хочу чтобы моя дочка меня стыдилась о если бы я знала о это же мадам Никар мне не снится какой чудесный сюрприз наконец-то я вижу эту легендарную женщину о Мари-Шарлотт радость какая ты даже на вечернюю мессу не пошла ах мамочка и ты тут и какая гениальная мысль сделать сумку в форме судебного исполнителя Софи тебе не кажется что ты могла бы выпускать и аксессуары нет я вижу ты слишком занята приготовлением пунша для мужа прости а он бедняга все мается с воспалением локтевого сустава Гудрун милочка вы просто чудес тут понаделали а добрейший месье Дилабо еще больше похож на северного оленя чем сам северный олень но какое счастье когда тебя приглашают в гости в твой собственный дом и только такая идиотка как я могла ни о чем не догадываться если бы знать я хотя бы оделась понаряднее вы же понимаете…

Ну конечно же она пришла прямо от парикмахера, конечно же на ней было потрясающее платье, облегающее как перчатка, с одним-единственным рукавом, а ниже, ниже были во всей красе видны ее длинные ноги в вечерних туфельках типа умереть-не-встать. Конечно же она успела навести красоту в машине, своей миленькой розовой машинке. Но, как всегда, все сделали вид, будто не заметили, что сюрприз был для нее не вполне сюрпризом.

И все-таки Юго не совсем упустил свой шанс. Когда Ариана протянула Софи маленький, обвязанный ленточкой пакетик, та вернула его подруге и сказала:

— Думаю, что этот особый заказ был выполнен для тебя, моя птичка, посмотри-ка, что там!

Но сначала Ариана посмотрела на мужа. Он прервал свою беседу с Никаром (теперь, когда угроза дела Надин Рольшен миновала, они, не боясь снова наступить на те же грабли, намеревались давать напрокат крановщиц в шортах, чтобы остались довольны и не слишком мастеровитые мужчины) и подошел к жене. В тот вечер, как, впрочем, и каждый вечер в течение последнего месяца, он был одет по-мужски, то есть не очень-то хорошо. Волосы длинноваты, брюшко в результате того, что три недели назад пришлось бросить диеты и фитнес, обозначилось и стало заметным, носки доходили до середины икр — все, любая мелочь в нем и на нем теперь очаровывала его жену!

Юго улыбнулся светлой улыбкой и попросил Ариану развернуть подарок.

В шкатулке лежал золотой человечек с подвижными головкой, ручками и ножками — вроде тех, которые жительницы Везине нанизывают в виде ожерелья и надевают, чтобы показать миру, какое счастье для них — судьба многодетной мамаши. Человечек был одет в штанишки на лямках и весело подмигивал. По обе стороны его головы висело по длинному «хвостику», украшенному бантами, а текст, приложенный ко всей этой красоте, гласил: «Легкомысленная девчушка? Беззаботный мальчонка? Как бы ни получилось, я хочу, чтобы детеныш был Дезире!»[63]

Муж, в восторге от собственной меткости (не каждый бы так угодил!), хохотал от души, аж трясся весь, не только плечи, зато Ариана Марсиак… Ариана Марсиак, как сделала бы на ее месте любая нормальная женщина, разревелась, и слезы потекли в три ручья. Что ж, значит, Ариана Марсиак снова стала нормальной женщиной.

19 августа 2003 года, ровно в 16.47, посыльный из магазина «Интерфлора» переступил порог родильного отделения госпиталя Фош-де-Сюрен[64]. В руках у посыльного был громадный букет, выдающийся, впрочем, не только размерами, но и удивительным сочетанием пастельных тонов, а к целлофановой обертке букета была прикреплена карточка с надписью: «Розе и Жюлю Марсиак, палата 506».

Если бы посыльный оказался нескромным, то он увидел бы приложенный к букету факс с названием отеля «Золотая антилопа» и с указанием местонахождения этого славного во всех отношениях отеля: Тарудан, Марокко, — а если бы посыльный оказался еще нахальнее, то прочел бы:

Мои дорогие!

Как грустно, что я пропустила день, когда вы первый раз вышли на сцену, но как радостны для меня вести о том, что вы такие хорошенькие и здоровенькие!

Когда ваш папа нам позвонил, мы с Морисом потихоньку двигались к отелю, сидя на своих спокойных и невозмутимых верблюдах, беззаботные, довольные возможностью пережить еще один день на марокканский лад вместе с милыми и гостеприимными бедуинами. И вот вы уже здесь, на две недели раньше срока! Я чувствую себя такой виноватой, но в кассе действительно не оказалось ни одного билета на рейс, вылетающий раньше, чем завтра вечером! Ваш почти-дедушка — ему не нравится, когда я зову его так, но что тут поделаешь, мне-mo это очень нравится! — меня успокаивал. Он сказал, что ни в чем я не виновата, никому ведь не было известно о вашем намерении показать миру так рано свои славненькие мордашки — они точно славненькие, ваша мама хвасталась вашей невообразимой красотой, и я ей охотно верю! И еще ваш почти-дедушка добавил, что после такого буйного начала года мы, право же, заслужили несколько дней отдыха.