Илья не сразу обернулся на шорох: он смотрел на пламя, сквозь которое пробегали лёгкие искры. Это было красиво, и огонь, раньше безмолвный, теперь тонко потрескивал, словно говорил с Ильёй. Затем Илья обернулся на шорох. И сразу, совсем рядом, зажёгся луч фонаря и поплыл к нему сквозь серую мглу.

АДРИ вышла из темноты — все различимее, всё ближе. Она встала рядом с Ильёй и на секунду закрыла глаза. Затем она распахнула ресницы, впустив в свои чёрные зрачки отблеск огня. Она была чуть выше его ростом, но сейчас отчего-то казалась Илье ещё выше, чем всегда.

— Не бойся, — сказала Адри. — Не бойся. Илья кивнул. Он посмотрел на пламя, затем на Адри.

— Ты всё это время была здесь. Всё это время. Он знал, но хотел, чтобы она ответила. Он хотел убедиться, что она всё видела. Всё.

— Не бойся, — повторила Адри. Она выключила фонарь. — Просто подумай, что ты можешь сделать. Что ты можешь изменить.

— Это всё по-настоящему, — сказал Илья. — Я думал, это ещё одна ваша история. А это по-настоящему.

Адри засмеялась. Это было так неожиданно, что Илья отступил на шаг. Он не верил, что кто-то может сейчас смеяться. Он хотел её ударить.

— Она была ребёнок, маленькая несмышленая девочка. Она не понимала, что делает. Вы её убили, все. И ты тоже.

— Не бойся, — сказала Адри. — Не бойся. Страх — это наш плен. Это не ты боишься сейчас: это твоё тело кричит от страха. Но ты — не тело, ты больше. Вспомни, как ты вышел из круга в джунглях. Ты поверил мне и переступил круг. Вспомни, как ушла Дилли. Она теперь свободна, она вернулась. Слышишь, как она говорит с нами? — Адри показала на пламя, что уютно потрескивало голубыми искрами совсем рядом, внизу. Пламя метнулось вверх, словно хотело достать до её ладони.

— Почему ты так ему веришь? — Илья пытался что-то найти в её глазах, он и сам не знал что. — Почему вы все так уверены в его правоте?

Адри ответила не сразу. Она посмотрела на огонь, потом на Илью и вздохнула. Илье показалось, что она позвала его глазами, как часто делала перед любовью, но он понял, что это просто игра пламени у неё в зрачках. Её волосы сейчас были полностью забраны под обруч фонаря, и Илья подумал, что никогда ещё не видел её лица таким открытым, без падающих чёрных кудрей. Он никогда не замечал, какой у неё высокий лоб и совершенный овал лица. Она была как другая женщина, которой он раньше не знал.

— Илуша, — Адри чуть потянулась к нему, — почему мне не верить в то, что я чувствую сама, чувствую каждый раз, когда уходит нэнсеке? Каждый раз, каждый раз. Я становлюсь свободнее, я всё меньше дорожу этим миром, этой жизнью, всё легче думаю о том, как однажды уйду сама. Каждый раз, когда уходит нэнсеке, я всё лучше могу видеть, что скрыто от нас. Смотри.

Адри протянула к нему руки и раскрыла ладони. Сначала Илья ничего не заметил, а потом, нет, не увидел, а скорее почувствовал жар и лишь затем увидел свечение. Её ладони светились, и свет, зелёно-золотой, взбежал вверх к её голым плечам и снова побежал вниз, как неоновые огни на рекламе. Адри взмахнула руками, и свет рассыпался искрами вокруг, словно сотни бенгальских огней.

— Чем это хуже веры в старые книги, переписанные людьми сотни раз? — тихо спросила Адри. — Чем это меньше истории про юродивого из Галилеи, который воскрес после распятия две тысячи лет назад, но с тех пор его никто не видел? И другие записали его слова и переиначили их? Переврали, чтобы оправдать нашу тюрьму здесь, куда нас заманили обманом?

Она замолчала, и Илье казалось, что она может обжечь, как огонь. Он чувствовал, что сейчас она как огонь. Потом Адри сказала спокойным переливчатым голосом, который он так любил:

— Вот моя вера.

Она обернулась вокруг себя, как Дилли утром на кухонной террасе, и подбросила ладонями вверх высокий столп искр. Искры парили в воздухе над её головой, и казалось, там ещё одна Адри, сотканная из проблесков огня.

У Ильи начала кружиться голова; ему хотелось закрыть глаза, но он знал, что нельзя, что нельзя. Воздух вокруг него стал плотным, словно Илью замотали в кокон. Илья знал, что нельзя закрывать глаза. Он потёр виски.

— Почему я? — спросил Илья. — Почему вы уверены, что это я? Если я действительно тот… — он замялся, — такой, как… как вы говорите, почему я не знаю этого сам? Почему мне не открылось?

— Тебе сказали. — Искры над головой Адри складывались в причудливые фигуры, постоянно меняясь, словно были живые. Адри заметила, что Илья не смотрит на неё, а следит за игрой неоновых ниточек в тёмном воздухе.

Она хлопнула в ладоши. Искры вспыхнули и стали тускнеть, подвластные её воле. Постепенно они гасли, как гаснут угли в отгоревшем костре. — Тебе сказали, но ты не понял. Когда ты рассказал Антону про старика, он сразу сообразил, что это был посланник. Он сразу понял, что это был Одоньжо.

— Одоньжо? — Голова перестала кружиться, но Илья всё ещё чувствовал себя слабым. — Кто это?

— Посланники приходят в разных формах. — Адри теперь была не такой горячей, как раньше, словно она отдала свой жар искрам, что потухли над её головой. — Иногда он приходит как человек, которого ты не можешь забыть. Он прошёл мимо, и ты его не заметил, но потом ты вдруг его вспомнил и не можешь забыть. Иногда он приходит в твои сны, и ты их помнишь, вернее, помнишь его в этих снах. Маруны зовут его Одоньжо. С тобой он говорил. Это первый раз, когда мы знаем, что он с кем-то говорил. Иногда посланник приходит как пёс, который вдруг увяжется и всюду бегает за тобой, и потом ты почему-то не можешь его забыть. Это другой посланник, Гоньшо. Он не приходит к таким, как ты.

— К каким «таким»? — спросил Илья. — А к кому он приходит?

— Он приходит к тёмным нэнсеке, — сказала Адри. — К другим. — Она улыбнулась. — Не думай об этом: не важно, какой посланник. Важно, что было с ним рядом — со стариком, с собакой. Это всегда что-то, что рядом с посланником, но ты не можешь это сразу увидеть. Что-то, что тебе показали, и ты должен это вспомнить.

— И что это? — Илья закрыл глаза, чтобы вспомнить, но внутри была только плывущая тьма. — Что они показывают?

— Мы не знаем. — Адри пожала плечами. — Это только для тебя, для нэнсеке. Посланник приходит только к нэнсеке. Однажды он придёт к твоему ребёнку, который сейчас живёт внутри меня. — Она засмеялась. — Пока он внутри, я — такая, как вы. Как нэнсеке. Во мне теперь его искра.

«У неё будет ребёнок, — подумал Илья. — Мой ребёнок». Он не хотел уходить. Он хотел быть с Адри и своим ребёнком. Он хотел жить. Он был согласен жить без тайн, без знания. Без искр над головой.

— Но я же не вспомнил, — сказал Илья вслух. — Значит, я не гожусь.

Он не хотел уходить.

— Не бойся. — Адри улыбнулась и придвинулась к Илье ещё ближе. — Это легче, чем позволить себя распять. Или позволить кому-то распять себя за тебя.

Илья молчал. Огонь, совсем рядом, у ног, тихо горел синим и жёлтым. Красное в его пламени пропало, словно сгорело в этом тихом огне.