— Ты его не почувствовала? — Всезнайка посмотрел сначала на Меча, потом на Вожака. — Тогда почему вы вообще решили, что он существует?

— Потому что именно об этом люди Артила расспрашивали чародеев.

— Расспрашивали? — Ведун явно расслабился. — Мне показалось, вы говорили об убийстве.

— Говорила, — кивнула Вожак. — Он отправил солдат расспросить чародеев о Девятом талисмане, а если те не отвечали, солдаты их убивали. Точно известно, что они убили Синюю Даму — повесили, — и нам сказали, что они убили еще по крайней мере троих.

— Синюю Даму? Лирию вил Сурулин аза Килорим Ноларис хела Тири? Эту Синюю Даму?

— Откуда нам знать ее истинное имя? — пожала плечами Вожак.

— Это ее имя, — тихо сказала Болтунья.

— Мне казалось, они друзья с Артилом! — воскликнул Ведун.

— Ну так его люди ее тем не менее убили, — отрезала Вожак. — Она ничего не рассказала им о Девятом талисмане. Как нам сообщили, она им сказала, что не может ничего рассказать, потому что на нее наложено особое заклятие.

— И они все равно ее убили? — ужаснулся Всезнайка.

— Да.

— Из-за Девятого талисмана?

— Похоже на то.

— Но это же… Он знает, что это плохо. Ему дозволено убивать чародеев, только если они сделали что-то запрещенное, но ему не дозволено вмешиваться в дела Избранных.

— Так ты считаешь, что его интерес к Девятому талисману — это куда хуже, чем то, что он убивает людей? — поднял голову Меч.

— Нет, я… это не… — Ведун умолк, потом глубоко вздохнул и начал снова: — Я сейчас говорю не о том, что хорошо, а что плохо. — Он обвел взглядом присутствующих. — Но отчасти моя задача как Избранного состоит в том, чтобы говорить, следует или нет Лорд-Чародей установленным для него правилам. Тем самым правилам, которые определяют, в каких случаях нам следует его либо низложить, либо убить. И согласно этим правилам, установленным Советом Бессмертных, вмешательство в отбор, создание или действия Избранных — куда более серьезный проступок, чем убийство чародеев, не замеченных в злодеяниях. В данном случае исходят из того, что эти чародеи могут только казаться невиновными, но на самом деле виновны в чудовищных преступлениях или представляют угрозу для Барокана. А вмешательство в дела Избранных рассматривается как попытка защититься от нас, из чего в свою очередь вытекает, что у него есть причина считать, будто Избранные для него опасны. А из этого следует: он знает, что сделал что-то плохое. Теперь вам понятно?

— Значит, мы не должны верить вообще никаким чародеям? — спросила Красавица. — Ни тем, кого он убивает, ни самому Лорду-Чародею?

— Совершенно верно. Чародеи сами создали такой механизм.

— Глупо с их стороны, — заметил Хват.

— Чародеи, как правило, больше опасаются друг друга, чем чего-то или кого-то другого в этом мире, — хмыкнул Меч.

— Ну, нынешний Лорд-Чародей, похоже, не слишком опасается других чародеев, — сказала Вожак. — Он их убивает просто так.

— Не просто так, — возразила Красавица. — Он пытается разузнать о Девятом талисмане.

— Я вовсе не уверена, что что Девятый талисман вообще существует, — заявила Вожак. — А если и существует, разве это повод убивать людей, которые просто не могут сказать тебе то, что ты хочешь узнать? Не лучше ли держать их подле себя и попытаться снять с них заклятие?

— Может, он просто уничтожает магию, — предположил Всезнайка. — А талисман — лишь предлог. Он постоянно твердит о том, что хочет видеть Барокан без магии. И убийство чародеев — шаг в этом направлении.

— Довольно решительный шаг, — заметил Меч.

— И себя-то он не убивает, — добавил Лучник. — А он ведь чародей.

— Не думаю, что он готов зайти так далеко, — сказал Ведун. — Но он действительно месяцами сидит в Летнем Дворце, где у него нет никакой магии.

— И он убил не всех остальных чародеев, насколько нам известно, — сказала Вожак. — Тот чародей, с которым я разговаривала, сообщил, что застал в живых еще двоих.

— Может, на тот момент люди Лорда-Чародея до них просто еще не добрались, — предположил Ведун.

— Ты считаешь, он действительно хочет уничтожить магию? — поинтересовался Меч. — Это не просто предлог?

— Тебе не кажется, что он просто жаждет власти? — спросила Вожак. — Если он способен править без магии, то помимо чародеев он может с тем же успехом убить и нас безо всякого вреда для себя. И очень может быть, что именно это он намерен сделать, потому-то так и стремится найти предполагаемого девятого.

Ведун помолчал, явно расстроенный ее словами.

— Не забывайте, что там, наверху, моя магия не действует И не обязательно все то, что я помню из пребывания там — истина. Даже здесь, внизу, я не всегда могу отличить правду от лжи, а в Верхнеземье я в этом разбираюсь не лучше обычных людей, если не хуже — у меня ведь меньше практики. Так что я могу высказать только мое личное мнение, не подкрепленное магией. Так вот, я не думаю, что он хочет именно власти. Но не власти ради власти.

— Объясни, — попросила Вожак.

— Вот что он мне рассказал как-то вечером. Что хочет сделать мир лучше. Он стал чародеем в первую очередь потому, что полагал: магия может изменить мир к лучшему. Он вырос в Каперсовом Кусте, где лерры капризны и суровы, слышал рассказы о Барабанной Коже и Саде Костей и всегда чувствовал, что мир должен быть лучше, что жизнь людей могла бы быть счастливее, богаче и спокойней, если бы жрецы не угождали бесчеловечным силам природы.

— Бывал я в Каперсовом Кусте, — буркнул Лучник. — Если он оттуда, неудивительно, что он малость тронутый.

— Итак, он стал чародеем в надежде улучшить мир, но быстро обнаружил, что на самом деле мало что может, — продолжил Ведун. — Он мог творить чудеса, но только в ограниченной сфере. Он не мог бросить вызов сложившемуся жречеству — это стало бы нарушением установленных Советом Бессмертных правил, и Лорд-Чародей убил бы его. Он не мог внести никаких существенных изменений. Пытался, но жрецы слишком боялись, а лерры слишком держались своих привычек. Он даже не мог ступить на землю в некоторых поселениях, не пообещав предварительно местным жрецам, что не сделает ничего, нарушающего местные традиции, — лерры распознавали в нем угрозу и не пускали его.

Меч вспомнил, как впервые увидел Артила им Салтира, известного тогда как Красный Маг. Чародей висел в воздухе над площадью в Безумном Дубе, потому что местные лерры не позволяли ему приземлиться. Тогда Меч никак на это не отреагировал, потому что в то время мало что понимал в делах чародеев, но теперь увидел те события иначе.

— Он пришел к выводу, — продолжал Ведун, — что коль скоро магия исходит от лерров, то соответственно противится переменам. Тот мир, который мы знаем, создан леррами, он такой, каким мы сделали его при сотрудничестве лерров. И если мы хотим чего-то получше, то должны навязать это леррам, природе, силой.