– Идем равномерно, держитесь от меня в паре метров, мало ли что выскочит или наткнемся на что-то! – уверенно и твердо сказал он, смотря на Мойру, потом на немного встревоженную Анну.

Ему захотелось ее подбодрить, дать понять, что они ее не бросят, более того, им всем страшно – и это нормально. Но сделано это не было. Наконец, собрав все силы, он принял решение делать по делу за раз: сейчас надо добраться до моста, остальное уже достаточно его отвлекло. И только он подумал об этом, как вновь вспомнил смерть Третьего, визуализация чего опять же ударила в глаза всеми красками. Но в этот раз подобное придало ему сил.

Он зашагал вперед по темному коридору, конца которого не видно, двумя руками держит дробовик, фонарик включен на оружии и с левого плеча. Через метра четыре за ним шеренгой последовали остальные. Мойра периодически поглядывала назад, ловя зрительный контакт с Новыми, улыбаясь им, стараясь сохранять и доверие, и спокойствие, изумляясь, как все же примитивная жизнь защищает себе подобных. Родители заботятся о детях, как самые обычные люди, будто и нет никаких различий, что не может не создать еще большие ассоциации.

Курт осматривал все вокруг, стены вновь давили на него, будто бы Вектор сужает свободное пространство, стараясь обнять своего гостя. Держать себя в руках получилось отлично, в какой-то степени подобное даже мотивировало, подстегивало не мешкать, а контролировать весь видимый диапазон. А он был небольшим: стены плотные, двери по сторонам почти все закрыты, некоторые створки были заварены сваркой, некоторые помечены предупреждающими надписями. Перед парой дверей он останавливался, подавая знак сделать так же и остальным. Прямо из коридора осматривал помещение и сразу же шел вперед. Мойра, походя мимо, также была аккуратна в такие моменты. Казалось, они идут вечность, хотя на деле каких-то минут пятнадцать-двадцать. Тишина давила на него сильнее обычного, хотелось даже заговорить, спросить, как у них дела, да хоть под нос себе поболтать, но вести себя бесшумно на Векторе – залог выживания не меньший, чем сила и ярость. Это забавно, подумал он про себя: найти, о чем болтать, он всегда был горазд – уж такой человек. Только в моменты встречи со своими детьми дар этот терял свою силу. А когда он вновь покидал их, то столько всего желал сказать, поделиться, да просто вести нормальный диалог, а не становиться пассивным и даже жалким. А ведь, может быть, и не будет более шанса сказать им, как сильно он гордится ими, как любит… как мечтает все же стать частью их жизни и чтобы они стали общей семьей, пусть и объединяет их лишь общий отец. Разве это плохо? Хорошее же желание, убеждается вновь Курт, постоянно осматриваясь в этом мертвом и немыслимо тихом месте. Надо было хотя бы оставить им записки, сокрушается он про себя, аудио или видео – да хоть что-нибудь, а то если он не выберется, то они так и будут считать его плохим родителем, появлявшимся порой даже не каждый месяц. Странно, но некая зависть появилась у него к Новым: тому, как они заботятся друг о друге, любят и ценят, – настоящая семья, простая и честная, чего он не может сказать ни об одних своих отношениях с матерями дочерей. А может, так будет даже лучше? Лучше для дочурок. Они смогут сами вообразить себе отца таким, каким хотят, – молодые же еще, даже школу не окончили. Не успеют окончательно в нем разочароваться и с годами смогут сами составить лучшее представление о бате – просто потому, что так удобнее, полезнее, да просто приятнее думать о ком-то в лучшем свете.

Курт обернулся назад, Мойра остановилась метрах в пяти от него, остальные были почти вплотную к ее спине. Из-за отсутствия освещения вокруг Курт наклонил фонарик на плече чуть вниз, используя только тот, который был встроен в оружие, и внимательно осмотрел их.

– Мы в порядке. Топай давай, – немного устало сказала Мойра, прикрыв лицо от рассеявшегося во все стороны луча, – хватит светить!

– Извини, – быстро спохватился Курт, – просто проверял, мало ли, что у вас там.

Он решил сыграть в дурачка, борясь со множеством разных чувств, апогеем изучения которых стало вновь непоколебимое понимание ценности его работы. Надо довести Новых, повторяет он себе, а потом уже остальное, харе думать о лишнем, идиот!

Пройдя еще несколько метров в этой немыслимой тишине и густой темноте, где трудно не чувствовать себя единственным во всем мире, Курт вошел в большой квадратный зал, метров пятьдесят, откуда уходили еще три коридора: по одному на сторону. Все такая же чернущая тьма, порой кажущаяся ему живой, словно является полноценным организмом Вектора и ровно, как и остальные, беспрепятственно тянущаяся к нему своими конечностями. Это место было не просто залом для отдыха или игровой: тут когда-то была художественная галерея. Скорее всего, она существовала не постоянно: обширное место просто использовали для выставки художеств. Момент они выбрали самый худший, хотя выбирали-то не они, а те, кто решил превратить часть Вектора в полигон для испытаний. Мойра подошла к нему, оставив Новых чуть позади. Курт держал на прицеле обозреваемую местность, стоя все так же у самого входа туда.

– Пойдем вместе?

– Нет. Наоборот, будь здесь. На всякий случай. Как там дети?

– Инстинкты пробились? – решила подтрунить Мойра.

– Как будто у тебя нет, – ответил он с улыбкой.

Курт зашагал вперед, упирая приклад в правое плечо, внимательно изучая окружение. Внутри зала была разруха, настоящая и жестокая. Ранее тут было с несколько десятков картин размером под А3, подвешенных с потолка на леске с двух сторон. Некоторые так и остались висеть, к счастью для него, они были вдалеке. Остальные же были разбросаны по полу вперемешку с остатками тел как существ, так и людей, множество из которых были плотно покрыты уже засохшей кровью. Подобных мест было немного – около трех «островков» в окружении раскиданных картин, чьи цвета уже давно перемешались с кровью и некоей неизвестной жидкостью, превратившись в непонятную, давно высохшую и нетронутую смесь. Курт ступал аккуратно, поглядывая чуть ли не под каждый грядущий свой шаг вперед. Помимо этого, также нужно было не забыть, что из трех остальных коридоров может появиться что угодно. Курт постоянно осматривался во все стороны, двигаясь то быстро, рывками, боясь оказаться врасплох, то, наоборот, медленно, в основном вокруг тем самых «островков», состоящих из трупов. Высота их достигала колен и пояса. Он дошел до все еще висящей на леске картины, прикрепленной к потолку магнитиком. Срывать ее почему-то он не захотел, как и вообще что-либо тут трогать. Находясь уже почти на другой стороне от Мойры и остальных, Курт осмотрел стены, исписанные красками и маркерами. Целые пейзажи, пусть и неравномерные, явно созданные разными руками – но все это очень сильно выбивалось из общей картины Вектора. Похоже, все было чисто, никаких существ – а значит, стоит вернуться к остальным и продолжить путь. Это… это нужно сделать, заставляет он себя концентрироваться на важном, ибо чувствует подступающие мысли о самой старшей дочери, с которой был когда-то хорошо налажен почти дружеский контакт, но после развода с ее матерью все ушло слишком быстро. А ведь она отлично умела рисовать, да и умеет сейчас – и, насколько он знает, мать хочет отправить ее в художественную школу. Курт до сих пор хранит все те рисунки, которые она дарила ему еще много лет назад, на некоторых они даже были вместе, всей семьей.