За указанный период сменилось значительное количество высших офицеров. На “Севастополе” капитана I ранга П.П. Владиславлева, переведенного командовать дивизией подводных лодок, сменил 1 апреля капитан I ранга В.П. Вилькен, а командира “Петропавловска” капитана I ранга М.А. Беренса из-за разногласий с экипажем — 12 мая капитан II ранга Д.Д. Тыртов.[875] Также были переведены на другие корабли старшие офицеры “Севастополя” капитан II ранга М.А. Бровцын и “Полтавы” капитан II ранга В.В. Котовский.[876] 20 мая начальник бригады контр-адмирал М.К. Бахирев из-за возросших трений между ним и экипажами получил новое назначение, а его место занял контр-адмирал Д.Н. Вердеревский.[877] В июне эта должность перешла к командиру “Полтавы” капитану I ранга С.В. Зарубаеву, ставшему 28 июля — контр-адмиралом. Командование линкором, в свою очередь, осуществлял капитан II ранга В.А. Домбровский. Такие переводы не могли, на наш взгляд, улучшить подготовку бригады и дисциплину на ней.

Несомненно, что определенную роль в падении дисциплины сыграли меры по изменению формы. Они задумывалось как уничтожение элементов “старого режима”. Ещё 11 марта на кораблях бригады огласили приказ № 32 командующего о снятии императорских вензелей с погон и приостановлении награждений орденами и другими знаками отличия.[878] Вообще, вопрос о ношении погон как наиболее характерных символов старой службы с первых же послереволюционных дней встал чрезвычайно остро. С многих офицеров их, ещё до рассмотрения проблемы командованием, просто срывали. Особо преуспела в этом 2-я бригада линейных кораблей, но и на дредноутах несколько подобных случаев имело место.[879]

Дополнительную неразбериху в ситуацию внесли распоряжения А.С. Максимова, который, не согласовав свои действия с министерством, 15 апреля издал приказ № 125: “Ввиду того, что форма воинских чинов напоминает старый режим, предлагаю во всех подчиненных мне воинских частях теперь же снять погоны и заменить их нарукавными отличиями, образец которых будет разослан дополнительно”.[880] Поэтому, когда пришел образец из Петрограда, оказалось, что знаки Балтийского флота им не соответствовали. В конечном счете, пришлось одевать “нарукавные отличия” повторно. Причем единообразие в них так и не было достигнуто: матросы и офицеры носили как старые, так и новые знаки.[881]

В целом, изменения, внесенные Морским министерством в матросскую форму, сводились к следующему: на левый рукав теперь нашивался красный якорь, специалисты ниже его должны были носить “штаты” — специальные нарукавные знаки, старшие специалисты — дополнительно ещё и звезду под штатами. Строевым унтер-офицерам полагалась под якорем только звезда, писарям и судовым содержателям — красная поперечная нашивка, а боцманам и фельдфебелям — золотой поперечный галун.[882] Команды линкоров отнеслись к такой четкой регламентации крайне отрицательно — они не желали выделения начальников, что напоминало им царскую службу.[883] Окончательно точка в этом деле была поставлена после оглашения постановления Центрального Комитета Балтийского флота от 17 мая, что “общая форма для всех матросов должна быть одинакова без всяких нашивок и нарукавных знаков”.[884] После этого проблема их ношения оставалась на усмотрение самих матросов. Для многих, вероятно, “ликвидация погон была важной символической победой нового строя”.[885] Стиралось отличие всех групп военных моряков, а, значит, выполнялся один из лозунгов революционного процесса: “Свобода, равенство, братство!”

Так же непоследовательно и без должной координации менялись и другие элементы формы. Приказом командующего флотом № 126 от 16 апреля до выработки новых эмблем кокарды на фуражках перекрашивались в красный цвет. Помимо вышеназванного, отменялось ношение шарфа, пуговицы с орлами заменялись пуговицами с якорем, на оружии, как до этого на погонах, уничтожались вензеля.[886] Определенную роль в произвольных изменениях в форме играл и нарастающий дефицит товаров в стране. Это приобрело такие размеры, что 27 мая на бригаде было оглашено следующее распоряжение, пришедшее в штаб флота из Главного Морского Штаба: “Вследствие недостатка в продаже синего и черного сукна, форменных высоких сапог и дороговизны сабель, на время войны всем офицерам… Морское министерство разрешает:

1. Носить пальто, тужурки из солдатского сукна;

2. Так как тужурка отныне вполне заменяет синий китель, то синие кителя, сюртуки и мундиры впредь не заказывать;

3. Иметь высокие сапоги цвета и образца, принятого в военно-сухопутном ведомстве или заменять таковые ботинками или гетрами;

4. Не заводить сабли…”.[887]

Сообщалось, правда, что это распоряжение делается для удешевления экипировки офицеров и не должно служить “поводом к заведению себе разноцветных одежд, если есть возможность завести себе форменную”.[888] Но пожелание осталось втуне, и уже в среде офицерства началось варьирование формы. Особенно часто подобные факты относились к только что выпущенным офицерам и гардемаринам, прибывавшим на дредноуты для практического обучения. Так, из 13 гардемарин, прибывших 22 мая на линейный корабль “Гангут”, лишь трое были обмундированы и экипированы по всем правилам, а из четырех, явившихся на “Полтаву” — ни один.[889]

Нижние чины тоже перестали носить положенную одежду. Тем более что с 20 мая им было разрешено ношение штатского при увольнении на берег.[890] На снимке, запечатлевшем матросов линейного корабля “Петропавловск” на митинге летом 1917 г., единообразие формы отсутствует: многие сняли с бескозырок кокарды, кто-то заменил их якорем белого металла, часть надела белые летние чехлы на свои головные уборы.[891] На станции Белоостров 5 июля был задержан машинист I статьи линкора “Петропавловск” И. Климентьев за то, что был одет не по форме: фуражка сбита на затылок, длинные до плеч волосы, тельняшки не было, фланелевка перехвачена на груди брошкой.[892] На берегу матросы бригады позволяли себе появляться и в таком виде: “Ходил в черных лакированных туфлях с наутюженными брюками широкого клеша как у старого петуха, с косматыми ногами, заметал по улице пыль как метлой”.[893] Клеш в русском флоте был официально запрещен к этому времени.[894] В.В. Дыгало так характеризовал ситуацию: “… с большей силой с первых месяцев Февральской революции началась массовая перешивка матросских брюк на фасон с раструбом внизу, приобретавшим иногда нелепые, карикатурные размеры”.[895]

В дальнейшем, изменения формы стали носить настолько произвольный характер, что новый командующий Балтийским флотом контр-адмирал Д.Н. Вердеревский 7 июня отправил в Петроград начальнику Главного Морского Штаба капитану I ранга В.Е. Егорьеву запрос, в котором имелись такие строки: “…Между тем, из разговоров [! — Д.Б.] видно, что установился новый тип фуражек, синие кителя обшиваются кантами, на белые [летние — Д.Б.] кителя делаются наплечные знаки и т. д. Представляется необходимым составить сводку, какие приказания о форме одежды уже сделаны”.[896] Т. е. таким запросом Вердеревский фактически признал, что в этом деле он уже не контролирует ситуацию. Что уж говорить об отдельно взятом соединении. По сути, произошло нивелирование одного из атрибутов, регламентировавших службу. Исчезновение традиционной символики стирало психологическую дистанцию офицеров и нижних чинов, разрушая тем самым и систему подчинения.