– В бедности и праведности нет никакого проку. Главное – сохранять бодрое лицо, и ты получишь всё, что нужно, – говаривала Мамушка Эллен.

Эллен Робийяр стала готовиться к жизни во Христе. Она по собственной воле, не посоветовавшись с отцом, обратилась к отцу Майклу для наставлений относительно воцерковления. И хотя у доброго пастора было полно хлопот в связи с наплывом ирландских иммигрантов и строительством новенькой церкви, искреннее рвение Эллен в изучении собственной веры придало ему сил, и, если его не вызывали к больному или умирающему, отец Майкл занимался с девочкой по понедельникам и четвергам после обеда. Пьер накрывал хороший стол, и два раза в неделю пастор ужинал в Розовом доме.

Если Пьер когда-нибудь и раскаивался в данном Соланж обещании вырастить детей в католической вере, он никогда об этом не говорил, а отец Майкл был так образован и сердечен, что Пьер с удовольствием ждал его регулярных визитов.

Французов в Саванне стало меньше, «Frere Jacques» возродилось в таверне Ганна с ирландской клиентурой. Соотечественники Пьера говорили на низинном наречии с мягким «р». Поскольку французское влияние ослабло, а производство хлопка пошло в гору, аппетиты саваннцев в отношении французских шелков, вин и платьев стали расти, и под руководством способного управляющего «Л’Ансьен режим» Неемии бизнес Пьера процветал.

Когда отец Майкл сообщил Пьеру, что, похоже, у его дочери призвание к служению Господу, её отец расхохотался:

– О, Мамушке это не понравится. Она уверена, что все молодые леди несовершенны, пока не выйдут замуж за молодых джентльменов.

– Мамушке?..

– Ну, разве вы не знаете, она ведёт у нас всё хозяйство. Распоряжается, будто я её раб. А если я сопротивляюсь, Неемия проводит со мной «небольшую беседу», и я возвращаюсь в привычную колею.

– Но вы… вы же здесь хозяин.

– Именно так, – самодовольно подтвердил Пьер.

Эллен приглашала и Антуанетту посещать занятия по изучению Библии, но та лишь фыркнула в ответ, и на этом их дружба закончилась.

Антуанетта поддерживала дружеские отношения с Филиппом Робийяром, чья мать растила его, «словно дикаря-индейца». (Когда Пьер предложил свою помощь и поддержку, вдова его брата захлопнула дверь перед его носом.) Юный Филипп не ходил в церковь. «Похоже, – заметила одна гранддама, – для этого мальчишки суббота – просто очередной день недели».

Некий Франклин Уорд, отличающийся безупречными манерами, начал ухаживать за Эвлалией.

Мистер и миссис Кэри Бенчли познакомились с ним, когда приехали в город на субботнюю ярмарку и остановились в Розовом доме. Мистер Уорд был миллеритом, и супруги Бенчли, будучи баптистами, осыпали его колкими насмешками. Выходец из семьи врачей-янки, Франклин тоже намеревался получить эту профессию, но его сильно впечатлило предсказание преподобного Уильяма Миллера о том, что Христос явится во плоти в период между мартом 1843 года и октябрём 1844-го, составленное с помощью скрупулёзных вычислений на основе определённых пророчеств из Книги пророка Даниила. Кэри Бенчли не слышал ничего более смехотворного, и если в течение недели он просто размышлял над этим забавным вопросом, то в воскресенье его прорывало.

– Когда Иисус явится к нам, – говорил супруг Полины, – кто его будет возить? Кто будет ему готовить?

– И зачем тебе ухаживать за Эвлалией, – грубо насмехался он над Франклином, – если скоро конец света?

– Скоро конец, – с удовольствием повторил он.

Франклин Уорд повторял соображения отца Миллера и демонстрировал исследования выдающихся теологов, подтверждающие пророчество, но Кэри с Полиной продолжали подшучивать над поклонником Эвлалии.

Лишь Эллен внимательно прислушивалась к этим разговорам. Этот Христос, который должен был покончить с развращённым, порочным миром, определённо казался правдоподобным.

Они жили, как говорил Франклин Уорд, «в ожидании конца».

Почти за год до ближайшей даты конца света Эллен отложила свой катехизис и «Жития святых». Она скрывала причины, по которым больше не приглашала отца Майкла на занятия и ужины, которые так нравились ему и Пьеру. Священник интересовался, когда же Эллен собирается воцерковиться, но юная леди оставалась наглухо закрытой.

Мамушка и так всё поняла без разговора с прачкой.

– Деточка, – сказала она, оставшись с Эллен наедине, – ты стала не так весела, как прежде.

– А чему радоваться? Моя жизнь посредственна, незначительна и бессмысленна. У меня совсем нет подруг…

– Ни одной?

– Не считая тебя. Ты больше, чем подруга, – добавила Эллен скрепя сердце, поскольку всегда отличалась честностью.

– Ты меняешься, вот и всё. Ты становишься взрослой, дорогая.

– Я не хочу быть «взрослой женщиной».

– Ну, – улыбнулась Мамушка, – ты же не станешь мужчиной. Просто у тебя начались месячные, и они будут приходить каждую луну.

Мамушка дала Эллен мягкие хлопчатобумажные салфетки.

– Положи их себе в ящик и меняй, когда нужно. А грязные клади в ведро у задней двери. Только закрывай его крышкой. Чтобы папа не видел.

Брови Эллен страдальчески изогнулись:

– Ах, Мамушка, это обязательно?

– Да, деточка. Так нужно.

– Я такая грязная! – расплакалась она.

– Ты не грязная, – сказала Мамушка без улыбки. – Так и должно быть. Так было и с твоей мамой, и со мной. Ты привыкнешь к этому.

– Я такая грязная, – прошептала Эллен.

Через месяц-другой объявилась Антуанетта Севье. Худая и бледная, она больше не дерзила Мамушке, но осталась такой же бойкой.

Девочки опять подружились, словно и не было никакой размолвки, и друзья Антуанетты стали друзьями Эллен. Балы, пикники, скачки и катания на лодках заполонили её дни. Эллен часто оставалась ночевать дома у Антуанетты, и скоро Мамушка перестала понимать, в какие дни ставить для неё прибор, накрывая на стол. Выслушивая предостережения и выговоры Мамушки, Эллен высоко задирала голову, словно оценивая новые, сомнительные увлечения.

Как-то рано утром в субботу Мамушка возвращалась с рынка, и тут мимо пронёсся экипаж Филиппа Робийяра, да так быстро, что она едва успела отскочить на обочину. Мисс Антуанетта Севье, растянувшись на коленях у Филиппа, весело смеялась вместе с ним.

Одно слово, дети. Мамушка представила себе их чувства, мысли и заботы, и всё это показалось далёким и эфемерным, как облака над головой. Сунув корзину с провизией под мышку, Мамушка зашагала к дому, где Неемия занимался завтраком.

Он ничего и слышать не захотел:

– Цветные ничего не выгадают от развратной жизни белых.

– Эта мисс Антуанетта гуляет без дуэньи, – продолжала возмущаться Мамушка.

Неемия осторожно попробовал горячую кашу.