Мне захотелось назвать что-нибудь крутое, вроде вооруженного ограбления. И в самом деле, что это за преступление – мошенничество с ипотекой? Что мне за это полагается – татуировка с шариковой ручкой?

– Обвинили в том, что я завысил свои доходы при подаче заявления на кредит.

Коротышка посмотрел на меня непонимающим взглядом:

– Ну… э-ммм… Наверное, просто поднасрал кому-то?

Я рассмеялся, и мы пошли дальше.

Он показал на еще одну дверь:

– Тут библиотека.

Я уже задумывался над тем, что буду много читать в тюрьме, и попросил друзей и родных присылать мне книги, но я не знал, что к моим услугам будет еще и библиотека. Я спросил Коротышку, не хочет ли он зайти. Он сказал, что ему нужно вернуться в пузырь. Меня так и подмывало спросить, уж не на свидание ли он торопится, но я сдержался. На воле мне нравилось подшучивать над людьми, но здесь я еще не понял, над чем можно шутить, а над чем нельзя.

Сдержал я и порыв пойти за Коротышкой. Поблагодарив его за экскурсию, я сказал, что увидимся позже. Он посоветовал мне не опаздывать на пересчет в десять вечера. Я уверил его, что не опоздаю, хотя и не знал, что это за пересчет. В любом случае я подумал, что в десять часов узнаю.

Насколько шумно в тюрьме, я осознал, только оказавшись в тишине библиотеки. Несколько заключенных читали газеты и книги. Они все подняли головы, чтобы посмотреть на меня, но тут же продолжили свое занятие. Я осмотрел полки и увидел много знакомых авторов: Хемингуэй, Стейнбек, Стивен Кинг, Пауло Коэльо. В одной секции стояли книги по праву, и я подумал, что они пригодятся мне в моем расследовании. Я взял «Гроздья гнева», одну из моих любимых книг, поглядел по сторонам и увидел сидевшего за письменным столом мужчину в возрасте. Подойдя к нему, я поинтересовался, что мне делать с книгой.

– Это тюрьма, ничего не делать. Просто забирай книгу. Ты же все равно никуда с ней не убежишь, – сказал он, как нечто само собой разумеющееся.

Из-за другого стола поднялся и подошел ко мне белый мужчина средних лет, подтянутый, со светлыми каштановыми волосами, собранными в аккуратный хвостик. В руке он держал газету New York Times.

– Можете прочитать, когда я закончу, если хотите. Номер вышел несколько дней назад.

– Спасибо.

– Не за что. Я Хауэлл Уолтц.

Он был первым, кто поприветствовал меня так официально, назвавшись по имени и фамилии.

– Чарли Энгл. – Я впервые в тюрьме тоже назвал себя по имени и фамилии.

– Добро пожаловать в Кэмп-капкейк. И что же привело вас в это достойное учреждение?

Я подумал, что небольшая шутка будет сейчас как раз уместна.

– Небольшая путаница в бюро путешествий. Ну, знаете, как оно бывает.

Прошло несколько долгих мгновений. Наконец Хауэлл рассмеялся. Вслед за ним усмехнулись и остальные. Мне стало приятно от такой их реакции. Хауэлл рассказал, что на воле он работал в инвестиционном банке. Я не удивился. В его внешности было нечто изысканное, наводящее на мысль о яхтах и хорошем шотландском виски. Хауэлл представил меня некоторым другим посетителям библиотеки. Среди них были Док – врач и «авторитет по лекарствам», как выразился Хауэлл, а также Фил, финансовый консультант, которому «не повезло попасть под раздачу сразу же после мистера Мейдоффа».

Примерно в девять часов Хауэлл, Фил и Док встали.

– Не присоединитесь к нам? – спросил Хауэлл. – Мы отправляемся на вечернюю прогулку.

– Конечно. А для этого нужно получать разрешение?

– Нет. Идемте.

У меня было такое чувство, как будто меня формально приняли в банду тюремных «ботаников». Мы пошли к беговой дорожке мимо нескольких скучающих охранников. На ясном небе высыпали звезды. Мы передвигались легким прогулочным шагом.

– Это Орион, – показал Док. – А вот это Близнецы. Видите Близнецов?

Мы сделали пару кругов, а потом Фил спросил, за что меня осудили. До того как я отправился в Бекли, меня предупреждали быть осторожнее в общении, но я не мог сдержаться. Вдохнув поглубже, я начал свою историю, растянувшуюся на следующие шесть кругов.

Послышался голос из громкоговорителя, сообщавший, что зона отдыха закрывается и пора расходиться по жилым комплексам. Я пошел вместе со всеми. Когда мы дошли до Вечнозеленого, Хауэлл обернулся и спросил:

– Все нормально?

Меня тронула его заботливость. Он пробыл тут уже пять лет и видел много новичков. Мне показалось, он догадывается о том, что я стараюсь выглядеть сильным и собранным, но на самом деле не настолько уверен в себе. Я замялся, не желая демонстрировать слабость.

– Ну, если честно, не знаю.

– Послушайте. То, как вы проведете здесь время, зависит от вас самого. Можно сложить руки и поддаться панике. У вас будет большая компания. Или же можно постараться найти что-то полезное для себя даже в такой непростой ситуации. Я не знаю, кого вы рассердили, раз уж вас упекли в такое место, но вы можете вести себя здесь так, как захотите. Мне почему-то кажется, что у вас все будет хорошо.

– Спасибо.

Я повернулся к двери.

– Ах да, Чак.

Я улыбнулся и обернулся. Никто еще не называл меня Чаком.

– Запомните. КО вам не друзья, как и большинство заключенных. Не распространяйтесь слишком много о себе и родных. Не начинайте ссоры, но и не давайте собой помыкать. И ни с кем больше не говорите о своем деле. Если вы рассказали правду, то вам нужно соблюдать осторожность. Иначе какой-нибудь стукач скажет федеральному прокурору, что вы признались в убийстве. Будьте всегда начеку.

В пузыре никого, кроме меня, не было. Я забрался на койку и открыл книгу. Через несколько минут заорал громкоговоритель: «Время осмотра! Всем встать. Смотрите, без дураков у меня!»

В камеру вошли заключенные и встали возле своих коек, как будто чего-то ожидая. Я тоже поднялся и стал ждать. Я услышал, как кто-то в коридоре стучит по стене и кричит: «Время осмотра!» В камеру вошел массивный белый охранник со стрижкой «ежиком» и принялся нас подсчитывать, указывая пальцем на каждого по очереди и безмолвно шевеля губами. Когда он вышел, все расслабились. Через минуту вошел гигантский чернокожий КО. Он подсчитывал нас, кивая головой. Я едва не кивнул в ответ, но вовремя понял, что это не приветствие.

Когда он вышел, Коротышка повернулся ко мне:

– С этим шутки плохи. Он еще та заноза в заднице.

Свет погас, и я забрался на кровать, не снимая штанов и футболки, и натянул на себя одеяло. У других коек вспыхнули фонарики для чтения. Я закрыл глаза, надеясь отключиться от усталости. Днем мне как-то удавалось за разными делами забывать о реальности происходящего. Теперь же меня охватила паника. Я находился в федеральной тюрьме в продуваемых всеми ветрами горах Западной Вирджинии. В День святого Валентина. И буду здесь в День памяти, и на Четвертое июля, и на Хеллоуин, и в День благодарения, и на Рождество, и в следующий День святого Валентина, и в следующий День памяти.