— Возможно, не за ней, но, во всяком случае, она оказала на него серьезное влияние. Это похоже на навязчивую идею.

Леди Вир встала. Она была не в состоянии усидеть на месте.

— А что случилось потом?

— Он потерпел неудачу. Твоему дяде не хватает или везения, или деловой хватки, или и того и другого. Но кое-кто, кого он знал, нашел богатую жилу и хвастался всем, кто соглашался его слушать. Этот человек собирался возвращаться в Англию, чтобы насладиться своим обретенным богатством. Этого человека звали Эдмунд Дуглас.

Элиссанда поняла, на что он намекает, и не желала больше слушать такие вопиющие оскорбления. Но ей следовало знать все.

— У меня есть основания полагать, что твой дядя убил настоящего Эдмунда Дугласа по пути из Южной Африки в Англию. Вернувшись, он сам сделался Эдмундом Дугласом, воспользовался его рекомендательными письмами и женился на твоей тете под чужим именем.

Элиссанда думала, что ничего худшего уже не может быть сказано. Но теперь бокал выпал из ее руки и покатился по ковру.

— Были посланы запросы в Южную Африку. Люди, знавшие Эдмунда Дугласа, утверждают, что он говорил с сильным ливерпульским акцентом и у него был шрам на лице под левым глазом, оставшийся после старой драки.

— Почему? Почему больше никто не заподозрил, что мой дядя — самозванец?

— Он умен. Поселился в уединенном месте, общался редко и никогда не возвращался в Южную Африку. Возможно, он также убил единственную родственницу Эдмунда Дугласа, оставшуюся в Англии.

Элиссанда задрожала.

— Я думаю, что твоя тетя узнала.

Леди Вир изо всех сил сжала пальцами спинку стула.

— Ты уверен, что мне больше нельзя виски?

Маркиз налил ей еще. Элиссанда осушила бокал так быстро, что почти не ощутила жжения.

— Как тетя могла все узнать?

Он окинул ее долгим взглядом.

— Не знаю. Люди иногда узнают самые разные вещи в браке.

— И это все твое объяснение?

— Это мое объяснение того, почему твой дядя ведет себя так... как он себя ведет. Он мнит себя романтическим героем, способным на все ради любви.

Элиссанда снова задрожала.

— Он так и сказал мне, когда мы были в Хайгейт-Корте.

— Итак, он совершил страшное преступление, возможно, даже не одно, ради женщины, которую считал своим ангелом, и тем самым вознес себя в собственных глазах. А когда она узнала, что он сделала, то, как и любая нормальная женщина, не только не восхитилась, но пришла в ужас и отвергла его. Это он посчитал предательством ангела. Как же, она не оценила жертв, на которые он пошел ради нее, и отвернулась от романтического героя. Поэтому он написал картину, на которой ангел улетает от него.

— И этим была вызвана его невыносимая жестокость на протяжении стольких лет? — пробормотала потрясенная Элиссанда.

— Я бы не рассказал эту историю женщине с менее крепкими нервами, но, уверен, ты справишься. Кроме того, тебе полезно знать все. Ты должна понимать, почему твоя тетя так сильно его боится, даже когда он всего лишь беглый преступник. Теперь ты располагаешь информацией о том, с чем мы имеем дело.

Элиссанда дернула воротник платья. Ей не хватало воздуха.

— Полиция нам поможет.

— Конечно, нам понадобится полиция, чтобы его арестовать. Но пока я, честно говоря, сомневаюсь. Вряд ли стоит немедленно привлекать к делу сельских констеблей. Для освобождения заложников нужны особые навыки, которых у них нет и быть не может. Да и пока у нас нет доказательств его причастности к исчезновению твоей тети. На сегодняшний день всем известно, что миссис Дуглас по собственной воле уехала в Лондон, что она имеет полное право сделать.

Элиссанда упала в кресло и закрыла лицо руками.

— Значит, мы будем ждать?

— Дядя свяжется с тобой.

— Ты говоришь очень уверенно.

Она слышала, как он опустился на стул рядом с ней.

— Как ты считаешь, твой дядя — человек мстительный?

— Да. — В этом Элиссанда ни секунды не сомневалась.

Тогда, поверь мне, у него еще имеются большие планы. Возвращение жены не удовлетворит его жажду мести. Он захочет доставить неприятности и тебе тоже.

Она всхлипнула.

— Как долго мы будем ждать?

— Полагаю, весточка от него придет с вечерней почтой. Сейчас время работает против него. Больше он тянуть не станет.

Элиссанде очень хотелось оставаться сильной, но, увы, сил не было. Она застонала, уронила голову на колени и накрыла ее руками.

К большому облегчению Вира, его супруга не сломалась под тяжестью обрушившихся на нее несчастий. Довольно скоро она вскочила и принялась мерить шагами комнату, игнорируя обед, который ей принесли. Она только бесконечно размешивала в чашке чай, так и не сделав ни глотка, и каждую минуту выглядывала в окно.

Маркиз написал несколько телеграмм и приказал их отправить; просмотрел письма, поступившие с утренней почтой. Когда все дела были сделаны, осталось только ждать.

— Зачем ты держала книгу в ящике с бельем? — спросил он, решив, что лучше всего отвлечься от тяжелых мыслей. Пусть злится на него.

Она бездумно переставляла мелкие вещицы на каминной полке. Услышав вопрос, она встрепенулась.

— Ты рылся в моих вещах? Зачем?

— Я должен был обыскать все комнаты в доме. — Маркиз пожал плечами. — Твоя не была исключением.

Хотя, конечно, ее комната была исключением. Ему не раз приходилось рыться в женских вещах за годы работы, но он никогда не испытывал таких ощущений, перекладывая ее мягкое тонкое белье. Да и было это уже после того, как он понял, что ее чарующие улыбки не более чем инструменты для достижения цели.

— Могу сказать, что не нашел ничего интересного, правда, как я уже говорил, мне не приходилось видеть путеводителей среди женских вещиц.

Элиссанда села на подоконник. Ее нервозность, казалось, можно было потрогать руками.

— Рада, что сумела развлечь тебя. Между прочим, путеводитель был, можно сказать, беззаботно брошен в ящик с бельем только потому, что дяди не было дома. Когда он дома, я прятала книгу в выпотрошенном греческом томе на полке среди еще трехсот греческих книг.

Вир читал на пяти языках, кроме английского, и не обратил внимания на недостаток английских книг в библиотеке Дугласа. Но тот, кто не знал других европейских языков, мог почувствовать себя в этой библиотеке как умирающий от жажды посреди океана.

За каждой мелочью в ее жизни была история угнетения. И, тем не менее, она выбралась из этой передряги не только с несломленным духом, но и сохранив способность радоваться. Маркиз начал понимать это только сейчас. И уже никогда не узнает до конца.