Я не могла представить, чтобы Адам до такой степени позволял Марии контролировать себя, но у нее были рычаги воздействия, не так ли? У нее была власть продлить срок заключения Каина и сделать его пребывание в тюрьме еще более ужасным, чем оно было раньше.

Власть в руках такого человека, как Мария, никогда не была хорошей вещью.

В реальности я даже не знала ее, но мне никогда не нравилось, как она смотрит на мир. Она была красивой, с длинными темно-каштановыми волосами, которые подчеркивали кремовую загорелую кожу. В ее глазах миндалевидной формы цвета насыщенного эспрессо могла бы быть улыбка, но вместо этого Мария постоянно хмурилась, выглядя так, будто кто-то испортил рядом с ней воздух. Я не могла понять почему, для того, кому в жизни было даровано так много, который с рождения оказался в мире богатства, она была такой ужасной стервой. Но она была такой. Без тени сомнения.

Когда наши взгляды встретились, смех Адама резко оборвался, что заставило Лиама и Дерека, парней из нашей команды по плаванию, и других его друзей, Джейка и Брэда, бросить на него взгляд. Им не потребовалось много времени, чтобы понять, на кого смотрит Адам.

Несмотря на то, что он смотрел на меня, я позволила своему взгляду обходить Адама, потому что не могла справиться со связью на этом глубинном уровне — по крайней мере, до обеда.

Было легче смотреть на мудаков, которых Адам называл своими друзьями, чем на него, даже если они строили рожи и насмехались надо мной. Я почувствовала облегчение, когда он вместе со своими прихвостнями исчез из моего поля зрения, хотя он определенно замедлился, когда увидел меня.

У меня было такое чувство, что Адам надеялся, что то, что произошло в отеле после моего посещения Форт-Уэрта, повторится, но у меня не было на это времени. Не только потому, что его в буквальном смысле не было из-за тренировок, но и потому, что мое сердце не этого бы выдержало.

Мое тело, однако, не соглашалось с этим, поэтому я начала принимать противозачаточные таблетки, на покупке которых настояла Дженис, на тот случай, если поддамся искушению, однако опасность лежала на любом пути, на котором мы с Адамом могли столкнуться. На этом пути печали было так много, что я сомневалась, что смогу выдержать, даже если жаждала его больше, чем когда-либо.

Но, поскольку Адам хотел меня, теперь он при любой возможности старался оказаться рядом со мной. Если раньше мне казалось, что у него есть какой-то GPS-навигатор, настроенный на меня, потому что в какой бы части академии я ни находилась, он уходил в противоположном направлении, то теперь же он постоянно был рядом.

Маяча в поле моего зрения, соблазняя меня своим голосом.

И хотя я тоже его хотела, я знала, что должна быть сильной.

Даже если в большинстве случаев это казалось непосильной задачей.

Когда прозвенел звонок, я еще долго сидела, собираясь с силами и, наконец, вышла из лаборатории. Идя по коридору, я услышала приглушенные рыдания, и огляделась вокруг, ища глазами источник звука.

Эти звуки напомнили мне меня в первые дни после свадьбы Адама. Я так плакала, как будто мое сердце разбилось. Как будто мою душу разорвали надвое.

Рыдания заставили меня испытать чувство неловкости, но я знала, что не могу просто уйти и оставить кого-то таким расстроенным, даже если этот кто-то хочет побыть один. Я должна была проверить этого человека.

Вдоль коридора стояли шкафы, которые учителя естествознания использовали для хранения своего инвентаря, и я прошла до конца, нахмурившись, потому что казалось, будто звуки исходили из шкафа.

Поскольку я знала, что они были заполнены до отказа, любопытство заставило меня пройти дальше на звук, и тогда я увидела ее.

Я встречала ее в школе. Девушка была новенькой, училась на три класса младше, но при встрече она поразила меня — хотя я больше не видела аур, ее аура была очень яркой. Она светилась как солнце, и невозможно было не заметить вокруг девушки этого ослепительного сияния.

Это всегда наводило меня на мысль о том, что она являлась светлым человеком. Жизнерадостным. Поэтому видеть, как она плачет, казалось просто неправильным.

В ее ярко-желтой ауре почему-то появились полосы темно-красного и коричневого цвета, которые, сливаясь с желтым, создавали тусклый цвет хаки в районе ее живота. Это заставило меня выдвинуть предположение о том, что она страдает не эмоционально, а, скорее, физически.

Никогда раньше я не видела такого цвета, даже у Винни или Луизы — двух умирающих людях, — и должна признаться, что испытала беспокойство. Я не знала эту девушку, да и не особо хотела ее знать, но ее аура заставляла меня думать о плохом.

Поскольку большинство времени я не видела ауры, то когда все-таки это происходило, я понимала, что для этого была какая-то причина. Причина, по которой определенный человек привлек мое внимание. Я заметила эту девушку с самого начала и подумала, что это судьба… даже если судьба не делала ничего, кроме как давала мне каждый раз пинок под задницу.

У девушки вырвался резкий вздох, и она еще сильнее свернулась клубочком, притянув к груди ноги. Вспышка боли на ее лице заставила меня вздрогнуть. Медленно я сцепила руки и начал быстро тереть их одна об одну, как будто они замерзли. Звук, должно быть, привлек ее внимание, потому что девушка, открыв глаза, увидела меня и побледнела. Но когда она начала подниматься на ноги, а на ее лице отразилось смущение и намерение убежать, участок ее ауры цвета хаки запульсировал, что, очевидно, означало возникновение новой вспышки боли, от которой она охнула и снова упала на пол.

Мгновенно, не думая о собственной безопасности, я опустилась на колени и схватила ее за руку.

— Эй, все в порядке, — попыталась я успокоить девушку, издавшую протяжный, глубокий стон в тот момент, когда наши пальцы соединились.

Меня удивило, что я не испытала ту же агонию, как с Луизой, — не было ничего хуже, чем еще раз ощутить ту острую боль, как тогда, когда я слишком долго и усердно пыталась ее излечить.

Глаза девушки широко раскрылись.

— Боже, как больно! — воскликнула она, и ее ресницы начали трепетать.

— Могу я отвести тебя к медсестре? — прошептала я, поскольку не хотела, чтобы она ассоциировала меня с обезболиванием, которое, я надеялась, она скоро почувствует.

— Она ничем не сможет мне помочь. У меня синдром поликистозных яичников — когда идут месячные, я испытываю дикую боль, — ответила она, отвернувшись.

— В такие дни ты не должна ходить в школу, — пробормотала я, и ее аура поясняла это лучше, чем записка врача. Конечно, я сомневалась, что преподаватели примут такое обоснование.

— Боже, у тебя такие горячие руки, — пробормотала она, стиснув зубы, и я знала, что так и есть.

Я это чувствовала.

Будто я держу грелку, наполненную кипятком. Тепло просачивалось из моих пор, словно я была подключена к электросети.