Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вы недавно сюда приехали?
— Нет, скорее наоборот, уже уезжаю, — я бы хотела рассказать больше этой женщине с дружелюбным лицом, но что из моих слов для нее — да и вообще для кого бы то ни было — прозвучит правдоподобно…
— Сегодня у меня здесь последний день, — наконец выговариваю я, — так хорошо получить письмо напоследок.
— Что ж, и я рада за вас. Оно задержалось, потому что этот человек не указал индекса на конверте. И обратного адреса, чтобы можно было его вернуть. Видите?
Я посмотрела, куда она указывает, но глаза остановились на имени адресата. Матаджи. Только один человек так называл меня.
У меня перехватило дыхание. Мое сердце так бешено заколотилось, что, показалось, еще немного — и оно разнесет все тело на куски. Уходящий день окрасился пламенно-коричневым.
— Это очень важное письмо, — поблагодарила я. — Спасибо, что доставили его.
Вслепую я пробралась сквозь коричневый сумрак к полкам, чтобы найти что-нибудь, что можно дать ей в знак благодарности. Вернулась с пакетом золотистого изюма, кишмишем, который придает выносливость и энергию.
— Из моей страны. Подарок.
— Спасибо, это так мило с вашей стороны.
Она начала рыться в сумке. Зачем? Почему так долго? Когда она уйдет, чтобы я могла вскрыть письмо?
Затем до меня доходит, что она тоже хочет мне что-то дать в ответ.
Она нашла, протягивает мне.
Ряд серебристых прямоугольничков в зеленой обертке, мягких на ощупь. Сладкий освежающий запах мяты.
— Жвачка, — поясняет она на мой вопросительный взгляд. — Вам должно понравиться. Кое-что на память из Америки, да и в путешествии пригодится.
Я надеюсь перед тем, как уйти, она успела прочитать признательность за этот нежданный подарок в глазах Тило, которая вдруг растерялась, не ведая, что сказать.
В дверях на ее лицо пал солнечный луч, как когда-то давно на лицо жены Ахуджи.
Я заперла за ней дверь. Я должна, не отвлекаясь, прочесть слово за словом то, что написано, и то, что скрывается между строк.
Я вынимаю один квадратик и кладу его в рот. Сладость сразу разливается на языке, и это придает мне смелости начать читать.
Матаджи,
Намасте.
У меня не было вашего точного адреса, поэтому не знаю, дойдет ли это письмо, но мне говорили, что американская почтовая система очень хорошая, поэтому будем надеяться, что дойдет. Потому что мне надо так много рассказать вам.
Я сейчас не дома. В другом городе, хотя не могу сказать, в каком, из соображений безопасности.
Все это случилось неделю назад, хотя обдумывала я это не один месяц.
Помните тот журнал, что вы мне дали? На задней обложке там были различные объявления. Одно из них говорило: если вы женщина, которую бьет муж, обратитесь за помощью к нам. Я долго изучала это объявление. В какой-то момент я подумала: может, попробовать? Следующей моей мыслью было: о нет, какой срам, рассказывать незнакомым людям, что тебя бьет твой собственный муж. В результате я бросила журнал в кучу старых газет, что он сдает за деньги в конце каждого месяца.
Я решила попробовать еще раз все наладить. Забыть прошлое. У меня нет выбора, решила я. И предложила ему: может, мне сходить к доктору, провериться, узнать, что у меня не в порядке, почему мы не можем иметь ребенка.
Он не возражал. Даже охотно дал денег. Может, тоже подумал, что рождение ребенка все исправит, сплотит нас. О 'кей, сказал он, только если врач — женщина, и лучше индианка.
Врача-индианку я не нашла, но американская леди сказала, что у меня все в порядке. Сказала, что, значит, это из-за мужа. «Может, низкая вирильность. Скажите ему, пусть придет на прием. Скажите, пусть не волнуется. В наше время многое лечится без труда».
Но когда я передала ему слова доктора, лицо его потемнело, словно туча. Вены на лбу вздулись, стали как синие узлы. «Что ты болтаешь, — закричал он, — ты хочешь сказать, я не мужчина? Решила найти кого-то получше?» Он начал трясти меня так, что я слышала, как косточки в моей шее издают щелкающие звуки.
«Пожалуйста, — взмолилась я, — прости, это все моя вина, забудем об этом, не надо никуда идти».
Он дал мне сильную пощечину, еще две или три. «Это все часть твоего плана, да? Сговорились с американской докторшей?»
Он толкнул меня в спальню, бросил на кровать. «Снимай одежду, — приказал он. Я покажу тебе, мужчина я или нет».
Матаджи, я была в таком ужасе, мои руки сами потянулись к пуговицам на блузке моего платья, все как обычно. Но вдруг я вспомнила твои слова: никто, даже муж, не имеет права ни к чему тебя принуждать.
Я села на кровати. Какая-то часть моего сознания предостерегала: он тебя убьет после такого. А другая: еще неизвестно, что хуже. И я заставила свой голос слушаться и сказала: я не стану спать с человеком, который меня избивает.
На секунду он застыл, как громом пораженный. Затем ехидно проговорил: «Неужели? Сейчас мы посмотрим». Он бросился на меня, рванул мою блузу и и разорвал ее. Это звук рвущейся ткани все еще у меня в ушах, как будто это моя жизнь.
Я не могу писать о том, что еще он сделал со мной. Это слишком стыдно. Но с другой стороны, это мне помогло. Это разрушило мои последние колебания, мой страх обидеть родителей. Я лежала после этого, слушая, как он плачет, вымаливает у меня прощения, кладет на лоб холодные компрессы, причитая: ну зачем ты так меня сердишь? Когда он заснул, я пошла в душ и стояла под горячей струей, и терла себя, даже в тех местах, где были синяки, пока не ощутила некоторое облегчение. Я смотрела, как грязная вода стекает в отверстие, и уже знала, что надо уходить. Если родители меня действительно любят, то должны понять, а нет — что ж, пусть так.
На следующее утро он велел мне никуда не выходить, он отпросится с работы, вернется к обеду с сюрпризом для меня. Я знала, что у него за сюрпризы: разные украшения, новые сари, хотя все эти вещи нам не по карману. Решил таким образом задобрить меня. Меня чуть не стошнило при мысли, что я должна буду все это надеть для него. Как только его машина завернула за угол, я подошла к куче со старыми газетами. Сначала журнал никак не находился. Я запаниковала. Подумала, а вдруг он случайно заметил его и выкинул, и теперь я обречена остаться с ним навсегда.
Я еще раз перебрала всю кучу. В голове все смешалось. Я так нервничала, боялась, что он может прийти еще раньше. Когда же я наконец нашла его — то зарыдала. Я едва могла говорить, когда набрала номер.
Женщина на проводе была очень любезна. Она тоже была индианка, как и я, и сказала, что можно не углубляться в подробности, она и так прекрасно меня понимает. Она сказала, что я правильно сделала, что позвонила, они мне помогут, если я точно готова уйти.
Я собрала сумку, взяла паспорт, кое-что из свадебных украшений, немного денег, что смогла найти. Не хотелось трогать ничего из его вещей, но я понимала, что совсем ничего не брать я не могу, так как должна как-то выживать.