— То есть что, к вам было какое-то недоверие?

— И это — тоже. Сейчас уже мало кто помнит, но незадолго до того, по идее первого заместителя министра внутренних дел было создано Управление особых отделов МВД. Это была абсолютно надуманная и существовавшая вопреки всем законодательным актам структура. Она выявляла злоупотребления и недостатки в практике работы командования.

— То есть фактически выполняла функции нынешней службы собственной безопасности, как существует в ряде ведомств?

— Что-то подобное: особые отделы накапливали информацию и периодически направляли соответствующие справки в управление, а его начальник, бывший замнач политуправления, докладывал руководству главка и МВД — и бумеранг возвращался на командирскую голову… После прихода в МВД нового министра это управление было упразднено. А тут появляется Управление особых отделов КГБ.

— То есть народу надо было еще разобраться, кто для чего?

— Конечно! Пошли разговоры: КГБ пришел, теперь будут выискивать. Они нашу основную задачу не восприняли и не поняли, но мы в их дела лезть не хотели. Хотя вся эта ситуация создала определенные трудности — особенно на периферии. Дело до того доходило, что оперативный работник не мог ознакомиться с основополагающими приказами в секретной части — боялись, что он будет что-то выкапывать, и старались его туда не пускать.

— Как же это все наладилось — само собой или же пришлось прикладывать определенные усилия?

— Действительно, пришлось немало поработать. Нам пришлось много выступать в коллективах, и руководители управления принимали в этом активное участие. Был издан совместный приказ КГБ и МВД о взаимном информировании особых отделов и командования ВВ. По каким вопросам мы должны их информировать, по каким — они нас. В общем, постепенно взаимодействие было налажено.

— Но, думается, оно определилось прежде всего в результате совместной работы?

— Да, командиры достаточно быстро поняли, что есть разница между ОО МВД и работниками КГБ — мы пришли сюда не выискивать и вылавливать, а обеспечивать безопасность войск. Вскоре важнейшей задачей стало обеспечение боевых задач — и тогда вместе, рядом с командиром роты, батальона, полка всегда был оперработник.

— В вашу бытность в руководстве управления все это еще только начиналось?

— Одним из первых серьезных испытаний для нас стал Чернобыль. Внутренние войска работали там плотно, долго и много. Но ведь тогда было спешное формирование частей, собирали людей откуда угодно, были запасники, публика самая разная. Для работы в этих войсках был создан специальный особый отдел, и оперативный состав трудился там наравне с другими. Проявили мужество в нашей работе, хорошо изучили личный состав, помогали командованию при решении многих вопросов в чрезвычайной обстановке.

— И все же, наверное, основные трудности в работе особых отделов были связаны не с радиацией, а, скажем так, с «человеческим фактором»?

— Об этом можно рассказывать много… В Казахстане, например, когда объявили, что снимают Кунаева и назначают Колбина, националисты устроили большие беспорядки. Они рвались на радиоцентр, убили там инженера, три дня бесновались на площади перед ЦК Компартии республики. Внутренние войска тогда оцепили площади, стояли лицом к лицу с беснующейся толпой.

В Прибалтике у нас была дивизия из трех полков, по одному в каждой республике. Представители национальных фронтов, «Саюдиса» пытались обрабатывать личный состав, оказывать на него влияние. Кстати, нашим сотрудникам помогал хороший контакт с местными органами госбезопасности, мы получали много очень интересной информации.

Во время работы памятной 19-й партийной конференции я находился в командировке в Ереване — в это время начал уже Карабах гудеть. Поэтому была создана группа оперативного состава, работавшая совместно с КГБ Армении. Мы докладывали в Центр об обстановке за каждые сутки: нет ли стычек с войсками, не пытается ли кто-то как-то на них повлиять. Нужно было отслеживать события, чтобы вовремя предупредить возможные беспорядки, нарастающий конфликт между азербайджанцами и армянами. Было, что однажды я попал в такую засаду, что еле удалось выбраться.

— Ну а какую-то агентуру противника в рядах внутренних войск вы тогда разоблачали?

— Разоблачения агентуры в войсках не было. Но разве это плохо? Ведь Юрий Владимирович Андропов ставил задачу: усиливать предупредительно-профилактическую работу, не доводить дела до образования враждебной группировки. Мол, когда она сорганизуется, это вам уже чести не сделает. Это была его четко обозначенная позиция.

Но вот в Ташкенте были у нас курсы по подготовке афганских военнослужащих — там, среди них, мы выявляли лиц, которые были связаны с бандформированиями. Конечно, мы не могли применять к ним какие-либо меры пресечения и представляли информацию в главк, после чего их откомандировывали обратно в Афганистан…

— Гавриил Дмитриевич, можно ли сказать, что вам пришлось служить в Управлении особых отделов КГБ СССР по внутренним войскам в самые напряженные годы его существования?

— Я бы не решился так утверждать. В той же Чечне было намного труднее. И вообще, я думаю, что работы, и очень напряженной, военным контрразведчикам хватит еще надолго.

Срочную службу Николай Демик проходил во внутренних войсках МВД СССР, и его имя было навечно занесено в Книгу Почета школы сержантов. После окончания военного училища командовал во внутренних войсках ротой, затем перешел на службу в органы КГБ СССР. Был начальником особого отдела Туркестанского военного округа. В 1992 году был назначен на должность начальника управления ФСБ РФ по внутренним войскам МВД России. Ушел в запас в 1999 году. Генерал-лейтенант.

— Николай Кузьмич, как получилось, что из Советской армии вы вновь возвратились в свои родные внутренние войска?

— 14 мая 1992 года в Ташкент прилетел президент Ельцин — для переговоров с руководством Узбекистана. В составе делегации прибыл и тогдашний министр безопасности Виктор Павлович Баранников. Обстановка была очень сложная: большой округ, созданный из ТуркВО и САВО, — пять бывших наших республик! — огромное количество личного состава… Среди офицеров назревало недовольство из-за того, что командование не заботится о том, куда их девать — многие не хотели оставаться в Средней Азии. Кстати, многие сотрудники военной контрразведки тоже хотели бы уехать в Россию, на Украину, в Белоруссию. Обо всем этом я доложил Баранникову, а он — Ельцину. Вопрос действительно был решен. Кстати, мне самому предлагали остаться там работать, тем более что я был депутат Верховного совета Узбекистана, говорили, что я могу даже стать председателем тамошнего КГБ. Но я не согласился, и 9 июня 1992 года убыл в Москву.

— Уже на конкретную должность?

— Нет, но буквально через десять дней меня принял министр… В это время как раз решался вопрос о том, что делать с управлением военной контрразведки внутренних войск: сократить или вообще ликвидировать. Руководству МВД не нужен был «чужой глаз». Так что, назначая меня начальником управления, министр сказал: «Вот тебе три месяца сроку, разберись — нужное управление, ненужное, — какие ты видишь перспективы этого вопроса». Пожал руку — и я сразу поехал в управление.