В соответствии с представлениями XI века монархи настолько отличались от всех прочих людей, что даже были способны творить чудеса. Многие хронисты утверждают, например, что Роберт II Французский обладал даром чудесным образом исцелять людей. В «Житии Эдуарда Исповедника» приводятся факты, свидетельствующие о его сверхъестественных способностях. Король Франции Филипп I, если верить хроникам, мог излечить золотуху наложением рук. Аналогичный дар приписывается Генриху I Английскому. Представления о природе этих чудесных дарований были неоднозначны. Ученые мужи XII века склонялись к мнению, что способность Людовика VI лечить прикосновением являлась наследственным даром королей Франции, который затем перешел к его французским и английским потомкам. Позже некоторые деятели церкви стали оспаривать то, что дар чудотворения передается вместе с короной. С их точки зрения, Роберт I и Эдуард Исповедник могли излечивать прикосновением не потому, что были королями, а благодаря святости их жизни. Но большинство людей того времени большой разницы в этих подходах не видело. Вильгельм Малмсберийский, который выражал наиболее распространенное в обществе мнение, недвусмысленно писал в 1125 году, что, став королем, Эдуард Исповедник обрел и дар чудесного исцеления.

Во времена Вильгельма Завоевателя королевский сан был окружен ореолом мистики и благоговения. Точно неизвестно, лечил ли он сам золотуху прикосновением руки, но то, что он пытался это делать, весьма вероятно. Ведь он царствовал сразу после Эдуарда Исповедника и непосредственно перед Генрихом I, которые обладали этой чудесной способностью. Окружающие могли верить и в чудодейственную силу прикосновения Вильгельма. Известен источник, который это косвенным образом подтверждает. Приехавший в 1059 году в Англию монах аббатства Сен-Бертин Госцелин составил к 1080 году жизнеописание святой Эдит, дочери короля Эдгара, которое посвятил Ланфранку. В этом труде он, в частности, рассказывает о чудесном исцелении настоятельницы Уилтонского монастыря Эльвивы, которая избавилась от золотухи, прикоснувшись сначала к гробнице короля, а затем к своим глазам. При этом он называет золотуху «королевской болезнью». Существует версия, что уже к концу правления Вильгельма вера в возможность излечения золотухи королевским прикосновением была отражена в языке, и болезнь в народе стали называть «королевской».

Вне зависимости от того, какое отношение имел Вильгельм к чудесным исцелениям, его королевское достоинство подтверждалось множеством символичных для религиозного сознания фактов. Получение им английской короны, вне всякого сомнения, должно было рассматриваться как дар Господа. Ведь поход через Ла-Манш был поддержан церковью, а битва при Гастингсе представлялась как священный поединок, победу в котором одержал тот, на чьей стороне был Господь. Наиболее полно эту идею развил Вильгельм Пуатьеский. И если его оценку еще можно объяснить симпатией к Вильгельму, то такого автора, как Идмер, в этом никак не заподозришь, а он комментирует битву при Гастингсе практически в том же ключе. По его словам, потери нормандцев были столь велики, что никто из присутствовавших на поле брани не сомневался в их поражении, однако «вмешались высшие силы». Из этого Идмер делает вывод, что победа Вильгельма при Гастингсе была «чудом, ниспосланным Богом» и совершил его Господь, поскольку «не хотел, чтобы клятвоотступничество Гарольда осталось безнаказанным». Подобная точка зрения, безусловно, с самого начала получила одобрение и поддержку Вильгельма и его окружения. Уже в хартии, данной в 1067 году Питерсбороу, он именуется «королем Англии по воле Божьей». То, что своим королевским достоинством Вильгельм обязан прежде всего таинственному вмешательству Господа, подчеркивалось на всем протяжении его правления.

Особое значение имело то, что в 1066 году Завоеватель во время коронации был помазан на царство. Помазание подчеркивало сакральную природу королевской власти и закрепляло положение его и его потомков. Этой процедуре подвергались только короли и священники. Церемония вступления восшествия на герцогский престол Нормандии этот обряд не предусматривала. Вильгельм, пройдя через это таинство, в глазах современников стал выше любого из своих предков. Естественно, это не могло не быть замечено летописцами. Англосаксонские хронисты ограничиваются упоминанием о том, что власть Вильгельма был освящена. Однако Идмер подчеркивает, что новый король был именно помазан на царство. На это же обращает внимание и Вильгельм Пуатьеский, добавляя, что помазание было совершено прелатом безупречной репутации. Но самую точную информацию дал Вильгельм Жюмьежский. «Вильгельм, – пишет он, – был не только признан нормандскими и английскими магнатами и не только коронован королевской диадемой, но также помазан священным елеем епископами королевства». Свершив над Вильгельмом одно из священных таинств, церковь признала смену английской правящей династии.

В XI веке помазание было одним из необходимых обрядов при вступлении на престол любого нового короля. Но для Вильгельма оно имело особое значение, поскольку он не являлся прямым потомком прежде царствовавших монархов. А согласно господствовавшей тогда церковной доктрине, смена династии могла происходить только в исключительных случаях и, соответственно, это требовало специального благословения церкви. Такая установка была сформулирована еще в VIII веке во время коронации Пипина Короткого. Именно тогда папа Захарий провозгласил, что лучше, если королем будет тот, кому уже дана реальная власть, чем тот, который такой властью не обладает. Кстати, это объясняет позицию церкви по отношению к Хильдерику III и Эдгару Этелингу. Хронист Адемер из Шато объяснял переход трона Франции к Гуго Капету исключительными обстоятельствами и высшей волей, к его коронации папа Григорий VII практически дословно применил формулировку Захарии. Но в любом случае по представлениям того времени смена королевской династии могла произойти только с санкции церкви. Это условие было выполнено, когда Вильгельм Завоеватель во время коронации прошел таинство помазания.

Необходимо отметить, что смысл обряда помазания не был четко определен, что позволяло трактовать его по-разному. Можно выделить две основные точки зрения. Согласно первой, помазание – акт официального церковного подтверждения священных прав на власть над подданными. Согласно второй, помазание – источник этих прав. Помазание выделяло короля из всех прочих мирян и даже придавало ему некую сакральную силу. Но если монарх обретал особые права исключительно благодаря помазанию, он находился в определенной зависимости от клира, который, собственно, и проводил данный обряд. Дискуссия началась уже при жизни Вильгельма и завершилась известным «спором об инвеституре». Такого рода разногласия заметно осложнили отношения церковных и светских владык в Западной Европе.

В ходе спора об инвеституре представители клира, озабоченные вмешательством светских владык в дела церкви, отрицали, что помазание на царство является священным таинством, приобщившись к которому король становится пастырем своим подданным. Официальная позиция папской курии по этому вопросу была сформулирована только при папе Иннокентии III. Однако большая часть аргументов в пользу этой точки зрения были высказаны еще в XI веке так называемыми гилдебрандинскими авторами. Низведение к минимуму сакрального значения обряда помазания явно просматривается в претензиях папы Григория VII на право смещать коронованных королей. Неудивительно, что в XII веке при проведении канонической регламентации церковных таинств помазание на царство, в отличие от помазания на священный сан, в их число не вошло. Дальнейшее развитие тенденции проявилось в постоянных попытках лишить обряд сакрального смысла и свести его значение к простой формальности. Это было бесспорным свидетельством того, что в церкви все большую популярность обретали настроения, оппозиционные утверждению о том, что король являлся не только светским, но и духовным владыкой. Особенно это стало заметно в XII веке, когда они стали оказывать непосредственное влияние на политическую ситуацию в Западной Европе. Но их появление и распространение относится к более раннему периоду.