У Гийома был измученный вид. Амалия рассказала ему о просьбе доктора и объяснила, почему считает излишним продолжать держать его взаперти.

– Делайте что хотите, мадам Дюпон, – устало отозвался Гийом. – Я всецело полагаюсь на вас.

Итак, доктор Виньере был освобожден из-под домашнего ареста, однако у него все же хватило такта не являться к завтраку. Он попросил, чтобы еду доставили ему в комнату.

То ли оттого, что сегодня никто не умер, то ли от блестящего разоблачения, которое вчера провела Амалия, но за столом все держались значительно бодрее, чем накануне. Слуги тоже, очевидно, воспрянули духом, потому что еда была гораздо лучше, чем вчера. В воздухе витала явная надежда на то, что вот-вот Альбер явится с подмогой и скоро кошмар закончится.

После завтрака актер отвел Амалию в сторону. Начало их разговора я пропустил, но, когда подошел ближе, услышал, как Массильон с жаром твердит:

– И в очках! Уверяю вас!

– Что случилось? – спросила моя мать.

– Кажется, он видел Кэмпбелла, – отозвался Ланглуа, чрезвычайно внимательно слушавший актера.

Маме сделалось дурно. Служанки и Матильда засуетились вокруг нее с нюхательной солью и прочей дребеденью.

– Значит, мы были правы: он в замке, – сказал мой брат, болезненно морщась.

– Вероятно, он собирался кого-нибудь прикончить, но месье Фредерик спугнул его, – дрожащим голосом предположила Эдмонда.

– Но мы не можем бездействовать! – вскинулся ее муж. – Необходимо опять обыскать весь замок!

– Только лучше нам держаться вместе, – поспешно проговорил Ланглуа, дотрагиваясь до шишки на голове, – а то мало ли что!

– А вы, мадам Дюпон? – спросил Лефер. – Что вы думаете?

Амалия метнула на него быстрый взгляд.

– Что ж, я готова попробовать. Только почему-то мне кажется, что мистер Кэмпбелл сумел спрятаться так хорошо, что мы никогда не найдем его в Иссервиле.

– Ах, если бы Виньере не уничтожил план! – воскликнул Филипп Бретель, в возбуждении бегая по комнате. – В самом деле, если лабиринт и впрямь существует, то лучшего места для того, чтобы спрятаться, не найти.

Амалия раскрыла веер и стала им обмахиваться.

– Итак, – сказала она серьезно, – я отправляюсь на поиски Кэмпбелла. Кто со мной?

Вызвались Бретель, актер, Лефер, Ланглуа и я. Гийом неважно себя чувствовал, и Матильда осталась присматривать за ним. Что же до мамы, то она заявила, что не ощущает в себе достаточно сил, чтобы искать убийцу своего мужа.

– Тебе тоже там нечего делать, Люсьен, – добавила она. – Останься со мной, пожалуйста.

Я надулся. За кого она меня считает, в конце концов?

– Ну я же не могу оставить Амалию! – заявил я.

Филипп засмеялся, и остальные последовали его примеру. Какими все-таки вредными бывают иногда взрослые!

– Простите, госпожа графиня, – сказала Амалия, – но я предпочитаю, чтобы Люсьен находился у меня на глазах. Обещаю вам, с ним ничего не случится.

– Ну, раз так… – проговорила моя мать в явной нерешительности.

– Начнем осмотр с крыла месье Массильона, – продолжала Амалия, обращаясь к нам. – Через четверть часа собираемся возле его комнаты. Как знать, может быть, нам удастся обнаружить что-нибудь интересное!

И, как всегда, она оказалась права.

Поскорее бы все это кончилось! Вернуться в Париж, заняться делами, забыть – и забыться…

На глазах у Анриетты выступили слезы, но она пересилила себя и негнущейся рукой вытерла их. Наверное, бог наказывает ее за грехи. Да, так оно и есть. Муж убит, старший сын – не жилец, у младшего голова забита бог весть чем, но он все же славный мальчик, и приятно, что мадам Дюпон так его отличает. Пусть она и в самом деле присмотрит за ним; да, пожалуй, так будет гораздо лучше. Потому что, если с Люсьеном что-нибудь случится, она, Анриетта, не переживет этого. В последние, такие страшные дни только мысль о детях поддерживает ее и заставляет бороться. Она не имеет права сдаться, ведь Люсьен еще совсем маленький. Если с ней что-нибудь произойдет, кто защитит его? А Гийом… Предательские слезы снова выступили на глазах Анриетты.

Она не должна думать только об одном Люсьене, это грех. Гийом не меньше своего брата нуждается в защите. Как он любил корабли и море и обещал построить самую большую в мире яхту… Но пришла болезнь – и ничего ему не надо, ничего. И еще Эрнест так нехорошо поступил, заставив его скрываться в ужасной потайной комнате! Она, Анриетта, пыталась переубедить мужа, плакала, умоляла, но Гийом сам твердо сказал, что не хочет, чтобы остальные люди видели, как он страдает. Как будто им должно быть дело до мнения остальных людей! Еще хорошо, что жена ему попалась заботливая, не оставила его, когда ему пришлось так тяжко.

Анриетта дошла до своей комнаты и, повернув ручку, вошла. Услышала какой-то шорох – и подняла голову. Вначале женщина не поверила своим глазам, но потом стыд и отвращение захлестнули ее. Здесь был человек, которого она прекрасно знала; он стоял возле стола, ее стола с выдвинутыми сейчас ящиками, и рылся в них, как последний вор, и выражение лица у него было воровское, да, да, воровское. Когда дверь неожиданно растворилась, он поспешно отпрянул, но было уже слишком поздно – Анриетта поймала его с поличным, не отвертишься, куда уж тут! Боже, что же это такое, в самом деле? Какую еще грязь она впустила в свой дом?

– Как вы смеете! Что вообще вы здесь делаете? – вся дрожа от негодования, спросила Анриетта.

– Ничего, мадам, уверяю вас, – с улыбкой ответил незваный гость.

Анриетта допустила ошибку. Ей надо было сразу же бежать и звать на помощь, а она замешкалась. И «гость» схватил со стола стопку листков и швырнул их ей в лицо.

Вскрикнув, Анриетта попятилась, а незваный посетитель прянул вперед и, схватив со стола тяжелое пресс-папье, несколько раз ударил им хозяйку замка по голове. С обессмыслившимся выражением лица Анриетта рухнула на ковер.

– То-то же… – с ненавистью прошипел нападавший, опуская свое оружие.

В коридоре послышались шаги и голоса. Незваный гость нервно оглянулся, поставил пресс-папье обратно на стол, бегло просмотрел интересовавшую его бумагу и, сунув ее в конверт, вернул на место. Обойдя тело Анриетты, он на цыпочках подкрался к двери и осторожно приоткрыл ее. Никого. Бросив последний взгляд на распростертую на ковре женщину, убийца вышел. Бегом спускаясь по лестнице, он мысленно поздравил себя с тем, что его никто не видел.

А наверху, в своей комнате, Анриетта дю Коломбье по-прежнему не подавала признаков жизни. На ковре вокруг нее валялись разбросанные листки, а с виска на бледную щеку медленно сползала, змеясь, тонкая струйка крови.