Виктор и Саша проходят мимо. Охранник не обращает на них внимания. Он любуется зимним лесом с выражением полного восторга на лице: разве что слюна не течет по безвольно отвисшему подбородку.

Саша смотрит перед собой серьезно и немного отрешенно.

«Как она это делает?» — снова спрашивает себя Виктор и вдруг ловит себя на том, что гордится дочерью.

Они быстро проходят ворота, скрываются за разросшимися кустами, ветки которых сплетаются в густую вуаль, и Саша выдыхает с облегчением.

— Куда теперь? — спрашивает Виктор.

— Вперед. До Волги. И перед ней — строение: длинное, темное.

— Как она? — Виктор колеблется, прежде чем спросить, потому что боится услышать ответ.

— Не слишком хорошо, — отвечает Саша. — Ей больно и страшно. И сейчас будет еще больнее, но тут мы ничего не сможем поделать… Он сумасшедший.

В Сашиных глазах стоят слезы.

Виктор ускоряет шаг, почти бежит. Он уже видит эллинг — метрах в тридцати от воды. И тут до них доносится отчаянный женский крик.

Виктор почти теряет голову от страха за Риту, но за спиной его Сашка. Он оборачивается, хватает дочь за плечи, толкает к заснеженной скамейке и кричит:

— Сиди тут, Сашка! Слышишь?! Тебя еще там…

Саша послушно замирает.

Виктор бежит к эллингу.

2

Вестник прижимается к ней сзади. Разводной ключ он держит обеими руками, и тот перекладиной впивается в Ритин живот. Рита не может оттолкнуть его: сил почти не осталось, руки от страха делаются ватными.

— Ну потише… — шепчет ей на ухо невидимый Вестник.

— Отпусти, отпусти! — это все, что приходит ей в голову.

— Почему я должен тебя отпускать? Я потратил на тебя кучу времени, а ты меня обманула. Это грустно.

— Отпусти.

И тут Вестник разворачивает ее и наотмашь бьет по щеке. Густая тьма эллинга расцвечивается золотыми и оранжевыми звездами. Рита всхлипывает, втягивая воздух, и чувствует привкус крови.

— Скотина, — говорит она. — Я пойду в полицию.

— Не пойдешь, — спокойно отвечает Михаил. — Или мы договоримся и будем жить мирно, своей семьей, в которую никто права не имеет сунуть свой поганый нос, или ты вообще отсюда никуда никогда не пойдешь.

Рита замирает, пытаясь собраться с мыслями, но в голове пульсирует странный коктейль: боль пополам с кровью, и думать невозможно. Вестник больше не держит ее. Когда он молчит, Рита не слышит его движений, не ощущает его дыхания. Он будто призрак, неощутимый и страшный.

— Дорогая, — продолжает Вестник, и тон его торжественно-насмешлив. — Ты выйдешь за меня замуж?

— Но я же замужем, — в отчаянии стонет Рита.

Она слегка нагибается вперед, потому что голова ее так отяжелела от боли, что невозможно стоять выпрямившись, и бедрами касается чего-то твердого. За ней — стена. И это должна быть та самая стена, с дверью.

— Слава придумавшим развод! Аллилуйя! — выкрикивает Вестник, а она в это время протягивает руку и сразу натыкается на дверную ручку.

Рита хочет открыть дверь. Бежать невозможно, это она понимает, но в голове засела какая-то мучительная идея: если бы только было светло, если бы она могла видеть его, сразу стало бы легче. Голос из темноты сводит Риту с ума.

Она вглядывается и вслушивается изо всех сил, стараясь определить, где Вестник. Но Вестник бесшумен, как сова.

Рита осторожно поворачивает дверную ручку. И он кладет свою руку поверх. Это почти так же страшно, как и ожидаемо. Вестник совсем рядом. Его ладони ложатся Рите на плечи и с кажущейся мягкостью толкают ее вперед. Она теряет равновесие почти сразу, падает и ударяется головой о тонкую ногу ближайшей яхты. Хочет встать, но Вестник уже наклонился над ней. Его движения так точны, словно он видит в темноте.

Михаилу кажется, что он, как первобытный человек, ориентируется по звукам и запахам: по мельчайшему шороху, по тонкой ниточке ее духов. Но есть кроме этого и еще что-то, будто мерцающий перед глазами серебристый шелк с легким акварельным наброском. Там нарисована Рита — ее маленькая фигура в жестких координатах эллинга. Мистическая навигация, чудесная игра. Михаил никогда так не играл и обожает женщину, которая дарит ему наслаждение.

— Неужели ты хочешь мне отказать? — шепчет он, касаясь дыханием ее щеки.

Рита сломлена. Она уже на все согласна, лишь бы ее оставили в покое или хотя бы оставили в живых.

— Я выйду, выйду, — рыдает она.

Вестник целует ее нежно-нежно, но в каждом осторожном его движении Рита чувствует подвох.

— Люблю тебя, — шепчет Вестник.

— И я, — поспешно отвечает Рита. Она лихорадочно пытается понять, что же должна говорить, чтобы угодить ему.

— Ах ты вруша. — В словах Вестника улыбка. Его ладонь мягко скользит по Ритиной щеке. — Я бы, пожалуй, поверил тебе, если бы ты не была такой резвой. Мне надоели догонялки, дорогая. Я хотел бы поиграть в другую игру.

— Да, да. — Рита не смеет шевельнуться.

— Но верить тебе — так трудно… Знаешь что? Давай мы немного поумерим твою прыть, а потом посмотрим, что ты скажешь.

Носок его ботинка безошибочно находит косточку на Ритиной больной ноге. Острая твердая кромка врезается в горячую пульсирующую точку на щиколотке, и нога раскалывается на сотни мельчайших осколков. Рита видит их: они плывут перед ее глазами и растворяются во тьме, в которой не видно нависшей над ней человеческой фигуры.

Кажется, Рита кричит, но ей трудно судить об этом.

— Теперь не убежишь. — Голос Вестника звучит прямо в ее голове. То ли так кажется из-за боли, то ли из-за того, что он распрямился и нависает над ней, такой же огромный, как замотанная в парусину яхта…

Что-то касается Ритиной шеи. Твердое, жесткое, округлое. Прижимается плотно, до боли, и скользит вниз, увлекая за собой обвисшую петлю шарфа. Это разводной ключ, больше нечему быть. Его загнутый клюв цепляется за первую пуговицу Ритиного пальто. За большую коричневую пуговицу. Рита всегда теребит ее, когда нервничает, или опаздывает, или стоит в очереди. Пуговица гладкая и успокаивающая, как галька, отшлифованная прибоем. Плоская губа разводного ключа ныряет под пальто. Трещит под его напором ткань, натягивается нитка, и Рита почти физически ощущает, как разрывается связь, удерживающая пуговицу на ткани. Коричневый кругляшок отлетает в сторону, жалобно звякает об опору яхты и с легким стуком падает на пол. Рита беззвучно рыдает, и рыдания не позволяют ей услышать, как отрываются вторая и третья пуговицы.

Под пальто у Риты — красивый свитер и юбка из тонкой шерсти. Вокруг темно, но Рита уверена, что Вестник видит ее, как сова. Или, как летучая мышь, ощупывает ее ультразвуком.

Круглая головка ключа прижимается к Ритиному животу и проворачивается на месте, свитер закручивается водоворотом.