Октябрь 1943 года. Германия.

Замок Викингбург на побережье Северного моря.

— Они прибыли, Дениц? — едва слышно спросил Гитлер. Это был голос старика, с надеждой спрашивающего, прибыл ли тот, с кем он хотел бы повидаться на смертном одре.

— Прибыли, мой фюрер.

— Коммодор Штауф уже представил свой доклад о походе?

— Только что вошел и стоит в двух шагах от моего стола, — гросс-адмирал старался говорить так же негромко и неспешно, как и фюрер. Ему казалось, что при такой манере вождю легче будет воспринимать сказанное и прочувствованное его собеседником.

— Я хочу видеть его доклад:

— Он будет представлен вам.

— Подробнейший. С вашими, Дениц, комментариями и соображениями. Вашими и нашего общего друга Скорцени.

— Простите, но Скорцени здесь нет, и в операции «База» он участия не принимал.

— Считайте, что уже принимал, гросс-адмирал, — решительно заявил Гитлер.

— Приму к сведению, мой фюрер.

В эти минуты Дениц почувствовал, что вождь нации откровенно гордится им же сотворенным героем этой самой нации. Возможно, Скорцени был сейчас единственным человеком, славе которого фюрер не завидовал. Во всяком случае, откровенно. Может быть, потому, что, как уже поговаривали в абвере, сам немножко побаивался его.

— Подробности, связанные с привлечением к этой операции моего личного агента Скорцени, — вновь, после небольшой паузы, заговорил фюрер, — мы обсудим при личной встрече. Завтра в четырнадцать мы встречаемся в замке Вебельсберг. Узким, очень узким кругом.

— Завтра в четырнадцать ноль-ноль я буду в замке.

— Нам многое надо обсудить, Дениц. Иногда возникают решения, которые способны изменить сущность мира, повернуть шарнир времени.

Фюрер прокашлялся, и Дениц услышал в трубке его прерывистое чахоточное дыхание, которое легко можно было принять за дыхание отставного субмаринника. Выражение «шарнир времени» уже было знакомо гросс-адмиралу. Фюрер употреблял его всякий раз, как только желал свести разговор к оккультизму, к «высшим посвященным», к великому предначертанию, определяющему его личную судьбу, а следовательно, и судьбу рейха.

Именно благодаря тому, что фюрер и на сей раз решился прибегнуть к этому термину, главком Кригсмарине понял: завтра речь вновь пойдет о судьбе Рейх-Атлантиды. Только на этот раз фюрер, возможно, откроет те карты, которые до сих пор дипломатически припрятывал в рукаве.

Песочные часы истории рейха «отсыпали» секунду за секундой, а фюрер все так же продолжал испытывать телефонную трубку на ритм своего дыхания. Выдерживая его артистическую паузу, Дениц вопросительно поглядывал на замершего посреди кабинета коммодора Штауфа. В эти мгновения гросс-адмирал решал для себя, правильно ли он поступил, пригласив Штауфа в свидетели их разговора с фюрером, а если неправильно, то как бы поделикатнее выставить его?

— А вообще, что вы обо всем этом думаете, гросс-адмирал? — неожиданно спросил Гитлер именно в ту минуту, когда главком Кригсмарине уже был уверен, что сейчас он положит трубку.

— Вы имеете в виду положение на фронте?

— События на фронтах интересуют меня сейчас менее всего, — неожиданно окреп голос Гитлера.

— Ну, если говорить о состоянии нашего военного флота…

— То, что происходит сейчас на фронте и в Германии, — не стал выслушивать его фюрер, — всего лишь поток событий в том мире, развитие которого давно остановилось. У этого мира, Дениц, нет будущего. Его уже попросту нет. А если что-то там, на горизонте, и проявляется, то оно слишком призрачное и слишком недостойное, чтобы полагаться на него как на будущее германской расы. Вы понимаете меня, гросс-адмирал?

— Во всяком случае, пытаюсь.

— Поэтому сейчас меня интересует не мнение любителей подсчитывать количество трупов по обе стороны фронта, — Дениц с удивлением отмечал, что голос фюрера становится все увереннее и тверже. Теперь это уже был голос оратора, голос человека, знающего цену каждому сказанному им слову, голос вождя. — Наши взоры должны быть обращены туда, во льды вечности, во льды, в которых законсервировано будущее новой расы; в подземелья, возрождаясь в которых, мы со временем станем обладателями мира и небесным повелением вселенной!

«Он явно произносит чьи-то слова, — понял гросс-адмирал, — но не исключено, что немножко перевирает их. Впрочем, вождю нации это простительно. Главное ведь не то, что вождь скажет своему народу, а то, как народ истолкует слова своего вождя».

— Вы имели в виду наши устремления в Антарктиде, мой фюрер?

Услышав слово «Антарктида», Гитлер замер на полуслове, как зависшая над прибрежным мелководьем птица, подстреленная на взлете. Запнувшись на некстати прерванной мысли, он несколько мгновений держал астматическую «паузу субмаринника», а затем натужно выдохнул:.

— Антарктиду, Дениц, именно так, Антарктиду! И теперь уже не имеет никакого значения, где мы, в конце концов, остановим наступление жидо-большевиков на востоке и как долго будем терпеть амбициозную европейскую гниль на западе. Важно только то, что сегодня, уже сегодня, мы заложим в подземельях Новой Швабии; какое семя уже сегодня мы посеем на, «высшими посвященными» указанной нам, расовой ниве!

Дениц нервно передернул плечами и еще больше напрягся. Он терпеть не мог подобных разговоров. Лучше бы фюрер напрямую спросил его о потерях на флоте или потребовал — как он это уже не раз делал — объяснений по поводу того, почему и надводный и подводный флота рейха все явственнее уступают английскому флоту. «Если Геринг, — орал он однажды, во время такого же, столь же безобидно начинавшегося, телефонного разговора, — напрочь проиграл англичанам войну в воздухе, то это еще не значит, что я точно так же позволю вам напрочь проиграть им войну на море!» Но тогда он, Дениц, по крайней мере, понимал, о чем идет речь. И чего от него пытаются требовать.

Умолк фюрер совершенно неожиданно. Задохнувшись на какой-то фразе, фюрер мучительно долго прокашливался, а затем астматически вздохнул и, словно уставший от библейских мудрствований и собственных проповедей старый пастырь, вдруг обыденным, глуховатым голосом спросил:

— Так что вы обо всем этом думаете, Дениц?

— Только что из Антарктиды вернулись две «стаи» моих субмарин, — интонационно взорвался теперь уже гросс-адмирал. — Они прошли через все заслоны союзников, они пожертвовали несколькими судами из рейдерской стаи прикрытия, но прибыли сюда, на базу «Нордберг», чтобы, приняв на борт надлежащий груз, снова отправиться в Антарктиду. Потому что все мы здесь, на базе «Нордберг», — зачастил гросс-адмирал, опасаясь, как бы фюрер не прервал его, — воспринимаем все то, что по вашему приказу мы делаем в Антарктиде, — как участие в открытии Третьего фронта, способного спасти германскую нацию, сделать ее еще более жизнеспособной.