Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе неплохо помогли, — напоминает он.
— Может, и сейчас помогут.
Он сбивается с ритма. Пожалуй, об этом Лабин не думал. Она рвется в брешь:
— Подумай об этом, Кен. Все эти виртуальные вирусы собираются вместе, заметают за мной следы, создают помехи, превращают меня в легенду...
— Актиния работала не на тебя, — жужжит он. — Она тебя использовала. Ты просто была...
— ...Орудием. Мемом из плана глобального Апокалипсиса. Дай мне передышку, Кен, мне и так никогда этого не забыть, сколько не старайся. Ну и что? Все равно я была носителем. Она искала меня. Я ей настолько нравилась, что Актиния сбивала вашу кодлу у меня с хвоста. Как знать, может, она еще цела? Иначе откуда бы взялись те виртуальные демоны? Думаешь, они случайно называют себя моим именем?
Его смутный силуэт вытягивает руку. Серия щелков разбрызгивает воду. Он начинает заново, чуть сменив тон:
— Ты полагаешь, что если вернешься и объявишься перед Актинией — или тем, чем она теперь стала — она прикроет тебя волшебным щитом?
— Может и...
— Она изменилась. Они всегда меняются, ежеминутно. Актиния не могла сохраниться такой, какой мы ее помним, а если то, с чем мы в последнее время сталкивались, исходит от новой версии, тебе не стоит возобновлять с ней знакомство.
— Может и так, — признает Кларк. — Но, возможно, в основе она не изменилась. Актиния ведь живая, так? С этим все соглашались. И не важно, построена она на электронах или углероде. «Жизнь — просто самовоспроизводящаяся информация, формирующаяся естественным отбором», так что Актиния подходит. А в наших генах есть участки, не менявшиеся миллионы поколений. Почему с ней должно быть иначе? Откуда тебе знать, что у нее в основную программу не вписан код «Защити Лени»? И, между прочим, мы куда направляемся?
Фонарь на лбу Лабина включается на полную мощность, и на илистый грунт впереди ложится яркий овал.
— Сюда.
Серая, как кость, грязь, ничем не выделяющаяся. Даже камешка приметного не видно.
«Может быть, это кладбище, — от этой мысли у Кларк вдруг мутится в голове. — Может, здесь он все эти годы удовлетворял свои пристрастия отупевшими дикарями и пропавшими без вести, и вот теперь добрался до глупой девчонки, не понимающей слова „нет"».
Лабин погружает руку в ил. Жижа вокруг его плеча вздрагивает, как будто под ней что-то толкается. Так оно и есть; Кен разбудил что-то, скрывавшееся под поверхностью. Он вытаскивает руку, и оно, извиваясь, следует за ней. С него облетают куски и меловые облачка.
Это раздутый тор около полутора метров в поперечнике. Вдоль экватора ряд точек — гидравлические форсунки. Два слоя гибкой сетки затягивают отверстия: одна сверху, другая снизу. Между сетками набитый чем-то угловатым ранец. Он блестит сквозь муть, гладкий как гидрокостюм.
— Я припас здесь кое-что на обратную дорогу, — жужжит Лабин. — На всякий случай.
Он отплывает на несколько метров назад. Механический слуга разворачивается на четверть круга, и, плюясь из сопел мутной водой, следует за хозяином.
Они движутся обратно.
— Значит, вот что ты надумала? — жужжит Лабин. — Найти нечто, что, эволюционируя, помогло тебе уничтожить мир, понадеяться, что в его сущности есть добрая сторона, к которой можно воззвать, и...
— И разбудить тварь поцелуем, — договаривает за него Кларк. — Кто сказал, что я не сумею?
Он плывет дальше, к разрастающемуся впереди сиянию. Глаза его отражают полумесяцы тусклого света.
— Думаю, мы это проверим, — говорит он, наконец.
ТОЧКА ОПОРЫ
Без этого она бы предпочла обойтись.
Оправданий более чем достаточно. Недавнее перемирие еще очень хрупко и ненадежно; не то, чтобы оно грозило полностью рухнуть перед лицом новой, всеобщей угрозы, но маленькие трещинки и проколы приходится заделывать постоянно. Корпы вдруг превратились в полезных экспертов, с которыми не сравнится никакая техника — не сказать, чтобы рифтеры особенно радовались влиянию, которое приобрели их недавние пленники. Невозможное озеро надо вымести от жучков, окрестности морского дна прочесать в поисках камер наблюдения и детонаторов. Безопасных мест теперь нет нигде — и не будь Лени Кларк занята сборами, ее глаза пригодились бы в патрулировании периметра. В последней стычке погибли десятки корпов — вряд ли сейчас время утешать их родных.
И все же, мать Аликс умерла у нее на руках всего несколько дней назад, и, хотя подготовка отнимала все время, Кларк винит себя в подлой трусости за то, что так долго это откладывала.
Она нажимает кнопку звонка в коридоре.
— Лекс?
— Входи.
Аликс сидит на кровати, отрабатывает движения пальцев. Когда Лени закрывает за собой люк, она откладывает флейту. Не плачет: то ли еще не отошла от шока, то ли страдает от подростковой гиперсдержанности. Кларк видит в ней себя пятнадцатилетнюю. И тут же вспоминает: все ее воспоминания о том времени лгут.
Все же душой она тянется к девочке. Хочется подхватить Аликс на руки и унести ее в следующее тысячелетие. Хочется сказать, что она все пережила, она знает, каково это, и это даже правда, пусть и неполная. У нее отнимали друзей и любимых. Мать умерла от туляремии — хотя это воспоминание стерто вместе с остальными. Но Кларк понимает, что это другое. Патриция погибла на войне, а Кларк сражалась на другой стороне. Она не уверена, примет ли Аликс ее объятия.
Потому она присаживается рядом с девочкой на кровать и кладет ладонь ей на колено — готовясь отдернуть руку при малейшем признаке недовольства — ищет слова, хоть какие-то слова, которые бы не показались затертыми, когда их произносят вслух.
Она все еще собирается с духом, когда Аликс спрашивает:
— Она что-то говорила? Перед смертью?
— Она... — Кларк качает головой. — Нет, в общем-то, нет, — заканчивает она с ненавистью к себе.
Девочка смотрит в пол.
— Говорят, ты тоже уходишь, — продолжает она через некоторое время. — С ним.
Кларк кивает.
— Не уходи.
Лени набирает в грудь побольше воздуха.
— Аликс, ты... ох, Господи, мне так жа...
— Разве тебе обязательно уходить? — Аликс поворачивается к ней и смотрит жесткими яркими глазами, в которых слишком многое видится. — Что вы там, наверху, будете делать?
— Надо найти тех, кто нас выследил. Нельзя сидеть и смирно ждать, пока они выстрелят.
— С чего вы взяли, что они будут стрелять? Может, просто хотят поговорить, например?
Кларк качает головой, дивясь такой нелепой мысли:
— Люди не такие.
— Не какие?
«Они не прощают...»