Я выпускаю флакон, и он разбивается на полу. Я сметаю все пилюли ребром ладони. Никакой химии не будет во мне сегодня, как когда-то, давным-давно. Пойду и лягу спать, ничего не принимая.

Буду спать, как в детстве.

Лили пришла разбудить меня. Вчера вечером она попросила у меня дубликат ключей. «На всякий случай», – сказала она. Я без лишних слов обнимаю ее, с удивлением видя ее лицо так близко от своего. Я спала. Без снов, без ничего, мертвое спокойствие. Сознание отключилось само, как при аварийной остановке. Сегодня я забираю Тару. Я прошу Лили позвонить моему бывшему мужу. Мне хочется небольшой отсрочки. Завтра мне будет лучше, я даю себе слово. Лили заставляет меня принять лекарства. Она проводит со мной весь день. У меня на мобильном телефоне несколько сообщений от Янна, я не читаю их. Пусть проходят минуты и часы. Когда небо потемнеет, я вернусь в постель. А завтра будет лучше, непременно лучше.

Лили спала у меня. «Я не могу тебя оставить в такой прострации!»

Помню, что я держала ее за руку. Она уже встала, я слышу, как она возится на кухне. Который час? Поздно. Лили ждала, пока прозвенит мой будильник, чтобы потом уйти к себе домой. Она приносит мне лекарства вместе со свежевыжатым фруктовым соком. Я улыбаюсь ей. Лили спасает меня. Она самая ласковая женщина, которую я знаю. Я посвящу остаток своих дней тому, чтобы любить дружбу, поддерживать ее. Я совершенно недооценила эту форму любви. У меня была куча друзей, и сколько их осталось? Я ничего не делала, чтобы сохранить их. Дружба была лишь эрзацем любви, которую я искала, ее незрелой, легкой формой. Я сержусь на себя. Что бы я делала без Лили? Теперь ей пора уходить, ее ждет сын. Я обнимаю ее крепко-крепко, как будто она исчезает на месяцы и едет на другой конец света. Она всхлипывает. Мне тоже пора. У меня встреча с психологиней.

На моем мобильном телефоне новые послания от Янна. Я отвечаю ему эсэмэской: «Пожалуйста, оставь меня».

У психологини

– Значит, вы, Шарлотта, сходите с ума? Да что же у вас с лицом? Что происходит? Рассказывайте…

Я не могу ответить Клер сразу же. Я начинаю плакать, это сильнее меня, и мне неловко, это стыд и слабость, я не люблю себя такой.

Клер продолжает невозмутимо сидеть в кресле.

Она улыбается мне, не пытаясь сделать ни малейшего движения в мою сторону. Никакого сочувствия, – не утешать ребенка, который тогда будет плакать до бесконечности. Разбудить меня. Вывести меня из эмоций. Вернуть меня к разуму, туда, где можно найти решения всех проблем.

– Выплачьтесь, Шарлотта, а потом сможете поговорить со мной…

Клер допускает мое волнение, она может понять его, но не хочет разделять. Это ее закон, ее техника. Она стоит на страже разума, нейтральности. Ее благожелательный стоицизм оказывает свое действие, и я перестаю плакать. Клер знала о моем романе с Янном. Я рассказываю ей только о недавних открытиях. Ничто как будто не удивляет Клер. При контакте с ней ничто не кажется изумительным, ничто не вызывает потрясения, все нормально, почти заурядно.

– А что вы сами чувствуете? – спрашивает она меня, более заинтересованная моим состоянием, чем фактами.

– Опустошение. Он лгал мне, он предал меня. Что можно построить на лжи – какую бы цель она ни преследовала?..

– Вы понимаете, ради чего он лгал вам?

– Он объяснил мне.

– Каковы были его намерения? Намеревался ли он, как вы говорите, лгать вам? Говоря неправду, хотел ли он действительно предать вас?

– Не знаю. К чему вы меня подводите?

– Всегда учитывайте две вещи, Шарлотта, если хотите приблизиться к той истине, которая вам так необходима, к «вашей» истине. Фрейд говорил, что истины не существует, что она всегда субъективна, многообразна. Есть только субъективные истины, в данном случае есть истина ваша и истина его. Берите в расчет ваши эмоции, ваше видение, но также и его видение, его истинные намерения. Между вашими эмоциями и его намерениями вы найдете вашу истину. И тогда я спрашиваю вас: было ли намерением Янна навредить вам, предать вас?

– Нет.

– Прекрасно. Так что же? Что вы на самом деле ставите ему в вину?

– Он любит меня за сердце, которое у меня в груди. Он говорит, что любит меня ради меня, но я ему не верю. Он не любил бы меня, если бы у меня не было этого сердца.

– Но у него нет никаких доказательств того, во что он верит, и никогда не будет. Вы никогда не узнаете, действительно ли тот трансплантат был пересажен вам и бьется в вас. Правда?

– Он убежден, что знает. Я тоже колеблюсь.

– Вспомните, убедить себя можно практически во всем. И особенно в том, что для нас жизненно важно. Человек хочет жить, он ради этого готов на все. Этому человеку необходимо было думать, что вы носите это сердце. Он не смирился с утратой.

– Он любит меня не ради меня самой.

– Хотеть, чтобы тебя любили ради себя самой, – иллюзия. Мы всегда бываем любимы за что-то, что мы представляем собой в глазах другого, ради того, что партнер находит в нас. Любовь диктовать нельзя. «Люби меня потому-то, а не потому-то». Это так не работает. Мы еще и то, что мы представляем собой, мы – это целое, сплав. Не надо дробить себя на фрагменты. Вы – Анна-Шарлотта Паскаль и Шарлотта Валандре. Вы любимы или не любимы. Человек чувствует любовь или не чувствует ее. Это как магия. Она поражает, но, если ее начинать разбирать по винтикам, она исчезает. Он в вас влюблен?

– Это история любви подменной, украденной у другой женщины…

– Я выслушивала вас в течение месяцев, это история любви, а не недоразумение, не фантазм. Вы чувствуете любовь или нет? Не торопитесь отвечать. Факты значат гораздо меньше, чем чувство и намерение.

Выходя от Клер, я посылаю Янну сообщение, как будто под ее диктовку: «Мне нужно время».

Он ответил мне: «Я ждал так долго – и я дождусь тебя».

Май 2008 г.

Сценарий «Любви в крови» переписан заново. Первый вариант был слишком далек от книги, он ушел от темы. В нем я была в депрессии, меня тошнило, я умирала, тащилась из одной комнаты в другую, сидела одна дома. Что-то вроде вольной, почти вымышленной интерпретации, вариации на тему «годы СПИДа», которые символизирую я, молодая актриса, сраженная болезнью, хотя я лично совершенно не страдала инфекционными болезнями, связанными с ВИЧ, и моя ВИЧ-инфицированность занимает в книге всего несколько страниц.

Съемки ведутся на северном побережье Франции и в старой части Лилля. Хотя предполагается, что действие происходит в Бретани и в Париже. Это вопрос бюджета. Лилль дешевле, чем Валандре или столица. Мне трудно восклицать, стоя перед невзрачной полосой песка, на сероватой дюне: «Смотрите, какая красота! Это Валандре, и пляж тянется вон туда, вдаль до самого Пьегю». Там вдали не Пьегю с его скалистым белым тупичком порта, а Дюнкерк.

Больше всего меня сбивают с толку черепичные крыши, – какая Бретань без черного кровельного сланца. «Не бойся, никто не заметит». И правда, никто не заметил.