ладью, потом слона на слона, и когда для его коней появился простор на доске, совсем загнал бедного африканца в угол. Народ зашумел громче, возможно не все были спецами, но играть, видимо, умели и понимали, что мат в обозримом будущем корячиться. Пушкин пошёл ва-банк и давай меняться, каждый раз пытаясь вилочку подстроить. Поздно пить боржоми. Меняться так меняться. Бамс и у дархана Дондука на доске два коня и две пешки, а у Солнца три пешки. И чего? Ну, нормальный человек бы сдался. Но этот холерик бегал вокруг доски и всё пытался вывернуться. Пришлось зажать в угол королём и конём, а вторым конём поставить мат.

— Пожмите руки, господа! — видя, что товарищ Пушкин решил свинтить, предложил Вяземский.

Хозяин. Куда бедному поэту деваться? сунул руку. Вот спрашивается, чего ему Сашка, ну пусть, дархан Дондук сделал. Или он ко всем так относится, кто у него выигрывает в шахматы? Кто тогда с ним играть будет? Ещё на дуэль из-за проигрыша в шахматы вызовет.

— Твоя — сильный игрок. Твоя — молодец. Моя очень сильный. Мой ого-го. Твоя долго играл. Твоя — молодец. — Сашка притянул Пушкина и приобнял. А чего⁈ Он азиат, ему можно. Потом внукам с правнуками будет рассказывать, что с самим Пушкиным обнимался. Нда. Если дети будут.

Пили принесённое слугами ливрейными «Советское шампанское». Вот дебилы, которые по книжкам и рекламе жизнь изучают, при словосочетании «Французское шампанское» глаза закатывают. На вкус, конечно, все фломастеры разноцветные, но сейчас либо шампанское не то, либо французское и было всегда поганью по сравнению с Советским. Кислятина. И аромата вина нет почти. Недобродившими дрожжами воняет. В той жизни Кох купил как-то на день рождения жены «мадам Клико» за приличные деньги. И там кислятина. Сейчас подумывал о том, как начать газировать вино. Не так чтобы и сложно, углекислый газ не проблема, уксус есть, известняк есть. Наверное, и проще есть способ. Главное, что подумать стоит. Как никак, а бутылка этой кислятины стоит пять рублей. А бочка вина на Кавказе тоже почти пять — двадцать. Так это бочка! Сколько из бочки можно бутылок понаделать⁈

— Господа мы готовы! — заорал, перекрикивая шум белый в зале, Вяземский, спускаясь по лестнице с Анькой, Ванькой, Глинкой и гитарой.

Народ услышал. Дамы похлопали веерами по ладони, мужчины просто похлопали. Ладошками по запястью.

— Дозвольте нам к пианино пройти⁈ — народ, услышав о готовности, наоборот шугнулся в угол, где инструмент стоял.

— Будете петь? Стихотворный же вечер? — дернула Дондука за рукав Софья Сергеевна.

— Где моя и где декламация? Моя нерусь. Моя писать, — изобразил крайнюю степень олигофрении на лице Сашка.

— Что ж, музыка была странной. Послушаем. Господа отойдите от пианино, — взяла дело в свои руки княгиня.

Событие шестьдесят четвёртое

А ещё я играю на пианино. Здесь как раз в кустах случайно стоит рояль, я могу сыграть… Я исполню вам «Полонез» Огинского.

Аркадий Михайлович Арканов (1933–2015) — российский писатель-сатирик

Пушкины в этом кусочке дуэли опять выпало выступать первым. Везунчик. Ну, и ладно. Не «Полтаву» же он читать будет. Нет. Не «Полтаву». Читал стих в память годовщине Бородина.

Великий день Бородина

Мы братской тризной поминая,

Твердили: 'Шли же племена,

Бедой России угрожая;

Не вся ль Европа тут была?

А чья звезда ее вела!..

Но стали ж мы пятою твердой

И грудью приняли напор

Племен, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор…

Стихотворение было длинное и пафосное. Наверное, даже неплохое. Народ радостно аплодировал. Всё же, очевидная вещь, все до единого собравшиеся болели за «своего» Пушкина против «чужого» даже чуждого калмыка Дондука. У Пушкина, наверное, полно недоброжелателей, но сейчас и они за него. Просто, против чужака.

Некоторые даже браво кричали и требовали повторить.

Повторять Солнце нашей поэзии не стал. Он прочёл не менее пафосно второе стихотворение. Совпало, может, или он его выбрал специально, но это было стихотворение о том самом «Фельдмаршальском» зале, который вчера разгромила Анька. А так как он открылся буквально с месяц, то выходило, что стихотворение было прямо с пылу с жару. В нём было меньше пафоса и больше чувств. Не плохое чего уж. Всё же Пушкин, есть Пушкин.

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, — а все плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги…

И народ оценил. Да. Для Барклая это на самом деле памятник нерукотворный.

Настала очередь Сашки. Дархана. Дондука.

Песни уже пишут, более того, среди них есть те, которые проживут два века и будут пусть и редко, на специальных камерных концертах, исполняться в России. Ну, например тот же самый «Соловей», слова: Антон Дельвиг, музыка: Александр Алябьев.

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоёшь?

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Это музыка для певиц или певцов с поставленным голосом. Там такие коленца выделывать надо, что и самому соловью не под силу.

Есть Денис Давыдов с его песнями под гитару, например: «Песня старого гусара». Замечательная вещь и Сашкины вояки даже пытались ему напеть.

Но песня из будущего — это другое. Совсем другой ритм, совсем другие слова.

— Господа. Сейчас вы услышите песню на стихи, что написал на калмыцком языке наш гость — дархан Дондук. Песню перевела на русский несравненная Анна Тимофеевна Серёгина. Вы же знаете, что многие азиатские акыны не стихи сочиняют, а сразу песню со своей неподражаемой мелодией. Анна Тимофеевна и дархан напели её нам, и мы с Михаилом Ивановичем Глинкой попробовали подобрать музыку. Времени было мало, и уж что получилось. Будьте снисходительно. Но… — князь Вяземский поднял вверх палец, — я уверен, что завтра первую песню уже будут петь во всех гвардейских полках, и музыканты, подобравшие к ней лучшую музыку, найдутся. Мы с Михаилом Ивановичем в обиде не будем. Песня стоит того чтобы к ней была достойная музыка. Итак, песня называется: «На поле пушки грохотали».

Глинка сыграл проигрыш, по существу, первый куплет и остановился. После чего Вяземский продолжил.

— Там в каждом куплете вторая строчка повторяется дважды, так что, желающие