– Нет госпожа, – проблеял Джерн дрожащим, наигранно бодрым голосом человека, идущего по канату над пропастью безумия.

– Умирать не стоит. Запомни это.

– Да, госпожа.

Царь прошаркал по древним плитам к следующей пирамиде.

– Эту я знаю, – нахмурилась царица. – Она была здесь еще в мои дни. Царь Ашкурментеп. Третья империя. Послушай, юноша, а зачем тебе молот?

– Извините, госпожа, но я должен стукнуть в дверь, – признался Джерн.

– Незачем стучать. Он всегда дома.

– Мой помощник имеет в виду, что надо сбить печати, – вступил в беседу Диль, изо всех сил стараясь угодить. – Мое имя Диль, о царица. Я бальзамировщик.

– Неужели? У меня тут как раз в нескольких местах расползлось по шву.

– Эта будет великая честь, о царица, – поклонился Диль.

– Да, несомненно, – ответила царица, со скрипом поворачиваясь к Джерну. – Юноша, убери наконец этот молот!

От неожиданности Джерн взмахнул молотом, который, как вспугнутая куропатка, описал крутую траекторию и, едва не задев Диля по носу, вдребезги разбил печать.

Нечто, возникшее в облаках оседающей пыли, было одето явно не по последнему слову моды. Повязки от времени побурели, и опытным взглядом профессионала Диль отметил, что они здорово протерлись на локтях. Раздался невыразимый голос – с таким звуком открывается крышка старого гроба.

– Я воссталъ, – поведало нечто. – Из тьмы кромешной. Се есть Загробный Миръ?

– Похоже, что нет, – пожала плечами царица.

– Нетъ?!

– Да уж, вряд ли стоило столько мучиться и умирать, – сказала царица.

Старец осторожно кивнул, словно боясь, что у него отвалится голова.

– Должно что-то содеять. Он взглянул на Великую Пирамиду и указал на нее тем, что некогда было рукой.

– Кто опочилъ тамъ? – осведомился он.

– На данный момент я, – признался Теппицимон, выступая вперед. – Кажется, мы не встречались, дело в том, что я еще не погребен, а пирамиду построил мой сын. Поверь, вся эта затея была целиком против моей воли.

– Мерзость, – изрек старец. – Я чувствовалъ, какъ ее строятъ. Даже во смертномъ сне я чувствовалъ сие. В ней можно упокоить весь миръ.

– Я хотел, чтобы меня похоронили в море, – сообщил Теппицимон. – Ненавижу пирамиды.

– Не можно, – гаркнул Ашкурментеп.

– Ты, конечно, извини, но я действительно терпеть их не могу, – вежливо ответил царь.

– Врядъ ли. Ныне ты чувствуешь лишь легкое неудобство, – произнес старик. – Надобно тысячу лет пролежать тамъ, дабы познать истую ненависть.

Теппицимон передернул плечами.

– Море – вот самое подходящее место, – поведал он. – Растворяешься без следа…

И вся компания направилась к следующей пирамиде. Возглавлял шествие Джерн. Лицо его выражало смесь самых различных чувств, словно картина, написанная глубокой ночью художником, кистью которого водила белая горячка. Следом за ним, гордо выпятив грудь, шел Диль. Он всегда верил, что сможет проторить в жизни свою дорогу, и вот он шел рядом с царями.

Не шел, конечно, – ковылял.

* * *

И снова в пустыне стояла чудная погода. Погода в пустыне всегда чудная, если под чудной иметь в виду жар, который пышет, как из духовки, и песок, на котором жарят каштаны.

Верблюдок мчался во весь опор, главным образом чтобы как можно реже касаться земли. На одно мгновение, когда они пробирались через засаженный оливами, возделанный и вспаханный оазис, окружающий Эфеб, Теппику показалось, что он видит «Безымянный» – крохотное пятнышко на бескрайней морской лазури. А может, просто зарябило в глазах.

По ту сторону бархана начинался другой мир, сплошь раскрашенный желтой умброй. Несколько чахлых деревьев еще противились пустыне, но пески брали верх и победно раскатывались бесконечными волнами барханов.

Вокруг царил не только испепеляющий жар, но и полное безмолвие. Здесь было не слышно птиц, не слышно тех незаметных шумов, которые издают деловитые живые существа. По ночам здесь, может, и раздавалось иногда жалобное жужжание насекомых, но днем они прятались глубоко под слоем песка, а желтые небеса и желтые пески сомкнулись в лишенную эха полость, в которой слышалось только могучее дыхание Верблюдка, похожее на шум паровой машины.

Теппик много чего узнал с тех пор, как покинул Древнее Царство, и продолжал пополнять запас своих знаний. Только что ему открылась еще одна истина: пересекая пустыню, неплохо иметь при себе шляпу.

Верблюдок перешел на расхлябанную рысцу: призер верблюжьих скачек может бежать так много часов кряду.

Через пару миль Теппик увидел стоящее над ближайшим барханом облако пыли. Наконец перед ним появилась головная колонна эфебской армии, мерно марширующая рядом с полудюжиной боевых слонов; плюмажи на шлемах развевались в порывах раскаленного ветра. Поравнявшись, стороны приветствовали друг друга.

Боевые слоны! Теппик тихо застонал. Цорт тоже вел на битву боевых слонов. Последнее время боевые слоны пользовались популярностью. Правда, больше всего они склонны были, неизбежно впадая в панику, топтать собственных солдат – наверное, именно поэтому военные умы со всей ответственностью отнеслись к выращиванию как можно более крупных животных. Да, слоны впечатляли.

По непонятной причине многие слоны тянули за собой огромные повозки с балками и бревнами.

Солнце поднималось все выше, и странные синие и лиловые точки стаей мошек зароились над горизонтом.

Теппику вдруг показалось, что верблюд не бежит, а плывет по воздуху. Видимо, это было как-то связано с назойливым звоном в ушах.

Остановиться? Но тогда верблюд может упасть…

Было уже далеко за полдень, когда Верблюдок, пошатываясь, вошел в жаркую тень от обломка скалы, некогда отмечавшего край долины, и медленно рухнул на песок. Теппик без чувств скатился с его шеи.

Отряд эфебцев и примерно такой же по численности отряд цортцев, разделенные узкой полоской песка, застыли друг против друга. Чтобы хоть как-то сгладить нелепое положение, один из воинов замахал копьем.

Открыв глаза, Теппик увидел склонившиеся над ним устрашающего вида бронзовые маски, закрывающие лица эфебских солдат. Металлические губы застыли в гримасе бесконечного презрения. Горящие на солнце брови были искривлены смертельным гневом.

– Эй, сержант, он вроде оклемался, – произнес кто-то.

Металлический лик, выражающий первобытный ужас, приблизился, закрыв Теппику всю видимость.

– А где же наша шляпа, сынок? – спросил бодрый голос, звучащий непривычно глухо из-за металлической скорлупы. – Дома забыл, так спешил схватиться с противником?

Небо по-прежнему кружилось у Теппика перед глазами, но пронизавшая кипящий мозг мысль волевым усилием приказала голосовым связкам действовать.