У дверей он приостановился.

– И последнее. Вы, барон, и ты, Сид, помешали правосудию, утаив информацию. Вы, возможно, косвенно способствовали смерти Доры и покушению на Эльвиру Михан.

Мин вскочила:

– Но если бы они все открыли в прошлом году, Теда могли убедить сделать признание в убийстве. Тед должен быть благодарен им!

– А ты, Мин, благодарна? – осведомилась Черил. – Как я понимаю, пьеску накатал барон. Ты вышла замуж не только за аристократа, врача, декоратора, но и еще и за драматурга. Наверное, ты в восторге. И разорена!

– Я вышла замуж за человека Ренессанса! – парировала Мин. – Барон возобновит все процедуры в клинике. Тед обещал нам заем. Все будет хорошо!

Хельмут поцеловал ей руку. Снова он напомнил Элизабет маленького мальчика, подобострастно улыбающегося маме. Мин видит его сейчас таким, каков он есть на самом деле. Он потеряется без нее. Ей обошлось в миллион долларов понять это. Но может, оно того стоит.

– Кстати, Эльвира Михан поправляется, – прибавил Скотт. – За это мы должны поблагодарить доктора Шрайбера, он быстро оказал ей помощь.

Он вышел, а следом и Элизабет с Тедом.

– Постарайтесь забыть обо всем, – посоветовал им Скотт. – У меня предчувствие, что теперь все у вас будет хорошо.

– А нам уже хорошо, – твердо ответил Тед.

Высоко стояло полуденное солнце, с Тихого океана мягко дул соленый ветерок. Даже азалии, помятые патрульными машинами, приподнимали головки. Кипарисы, гротескные ночью, сейчас, под ярким солнцем, казались добрыми знакомыми.

Тед с Элизабет смотрели вслед машине Скотта, потом повернулись друг к другу.

– А ведь все действительно закончилось, – заметил Тед. – Элизабет, я только-только начинаю понимать это. Я снова могу дышать свободно! Не просыпаться среди ночи, представляя тюремную камеру, думая, что потерял в жизни все, что ценю. Мне не терпится приняться снова за работу! Я хочу… – он обнял девушку, – я хочу тебя!

«Вперед, Ласточка! Теперь можно. Никаких колебаний. Делай, как я говорю. Вы созданы друг для друга!»

Элизабет улыбнулась Теду. Коснулась его лица, поцеловала его.

Она почти слышала голос Лейлы, как когда-то давным-давно:

«Не плачь, моя леди…»