– Ловите машину! – скомандовала я вечно ждущим приказов мужикам и снова набрала номер редакции. Трубку взял Кряжимский.

– Сергей Иванович! – крикнула я. – Адрес Крючкова диктуйте!

– Лермонтова, восемнадцать, дом семь… – отдекламировал мне Кряжимский, а потом осторожно спросил: – Что-то опять случилось, Ольга Юрьевна?

– Надеюсь, что нет, – честно ответила я и, поблагодарив его, закончила разговор. – Есть результат, и сейчас мы это проверим, – негромко сказала я ожидающему от меня объяснений Кириллу.

До Лермонтова мы ехали непозволительно долго. Приблизился первый всплеск часа пик, и пришлось потерять немного времени, задерживаясь перед светофорами.

Дом, где жил коллекционер и в котором хранилась его замечательная коллекция, был четырехэтажным, с высокой крышей, сталинской еще постройки, то есть престижным, как принято говорить, и располагался в глубине тихого дворика, поросшего кленами.

Оглядевшись по сторонам, мы быстро прошли вдоль дома и попали в подъезд, какой-то узкий, с неудобно высокими ступеньками.

– И где? – нетерпеливо прошептал мне Кирилл.

– На последнем этаже, – задыхаясь, ответила я, еле поспевая за ним.

Хоть и не было никакой уверенности, что Крючков здесь, но, кажется, все мы словно почувствовали это.

Добежав до верха, мы остановились перед дверью, забранной рейкой, и переглянулись.

Кирилл сразу же припал к двери ухом, присев на корточки. Я просто прислонилась к двери и прислушалась.

– Кто-то там есть, – шепотом сказал мне Кирилл, вставая.

Из-за двери ясно доносился негромкий мужской голос. Но было непонятно: говорил ли это человек, там присутствующий, или слышалось работающее радио.

Кирилл потер лоб и посмотрел на меня:

– Сказать, что сантехник пришел… голос может узнать. – Он повернулся к Виктору: – Ты, братан, скажешь. Он твой голос точно не узнает.

– Я тоже, наверное, – подумала я вслух и предложила: – Не надо сантехника, есть кое-что поинтересней.

– Это что же? – прищурился на меня Кирилл, доставая из кармана куртки пистолет. Он бросил взгляд на Виктора: – Отойди-ка…

– Сейчас услышишь, что я хочу сделать, – обнадежила я его, вспоминая разговор с Кряжимским.

Помедлив, я позвонила один раз в дверь длинным требовательным звонком.

Кирилл хотел что-то спросить, но не решился и только свирепо посмотрел на меня, отступив на один шаг вбок и встав прямо напротив дверного косяка.

– Кто там? – послышался настороженный голос Крючкова из-за двери.

Я вздохнула и безнадежно усталым голосом равнодушно произнесла:

– Крючков Олег Семенович здесь живет? Ему заказное письмо из Англии…

Кирилл уважительно кивнул и, подняв руку с пистолетом, напрягся, взявшись другой рукой за дверную ручку. Виктор тихо встал у меня за спиной.

Словно нехотя загремели замки и засовы, и дверь приотворилась.

Не дожидаясь, когда она откроется полностью, Кирилл рванул дверь на себя. Спасибо, что Виктор успел среагировать и дернул меня в сторону, а то бы я здорово получила дверью по плечу.

Я успела только разглядеть, что за дверью стоял Крючков без пиджака в одной мятой рубашке. В ту же секунду, как дверь открылась достаточно широко, Кирилл прыгнул вперед и нанес Крючкову несколько ударов ногами и руками. Крючков, не ожидавший нападения, согнулся, потом повалился и начал сползать вниз по стене.

Постаравшись проскочить мимо них без пагубных последствий для себя, я вбежала в квартиру. Квартира оказалась большой: в четыре комнаты. Все стены были завешаны картинами и цветной графикой. Я пробежала три комнаты и в четвертой на кушетке увидела Маринку.

Она лежала на животе, со связанными руками, заведенными за спину. Голова ее бессильно свисала вниз. Маринкина верхняя одежда в самом безобразном состоянии, порванная и мятая, валялась на полу. На ней осталось только белье. Спина у Маринки была в кровоподтеках и рубцах. Здесь же на полу рядом с ней лежал брючный ремень.

Я упала перед Маринкой на колени и приподняла ее голову. Похоже было, что Маринка потеряла сознание. Ее рот был заклеен широкой полосой синего скотча, глаза закрыты, дыхание слабое.

Я постаралась аккуратно отклеить скотч, но развязать ей руки никак не получалось. Эта сволочь Крючков связал ее мокрыми веревками, и теперь их можно было только разрезать. Перетянутые кисти рук у Маринки были жуткого синюшного цвета. Я застонала, когда разглядела это. Оглянувшись назад, я громко закричала:

– Виктор! Виктор!

Сзади послышались быстрые шаги. Пока Виктор ориентировался, я поискала, чем же прикрыть Маринку.

Подоспел Виктор.

– Веревки… – чуть ли не плача прокричала я ему, показывая на этот ужас.

Виктор, бросив взгляд, сразу же все понял и достал из кармана складной ножик.

Несколькими быстрыми движениями он перерезал веревки, и я перевернула Маринку на спину. Тут же поняв свою ошибку, я накинула на нее ее блузку, подхваченную с пола.

– Виктор, а что же с руками-то делать? – растерянно спросила я, показывая, во что они превратились.

– Легкий массаж, – ответил он, но сделать мы ничего не успели.

Послышались громкие шаги, сопровождаемые звуками, словно по полу волокли тяжелый мешок.

В комнате появился Кирилл, таща за пояс брюк Крючкова. В последние дни физиономии Крючкова и так очень не везло, но сейчас она представляла собой какое-то подобие отбивной котлеты.

Кирилл был страшен. Одной рукой он схватил Крючкова за воротник, в другой сжимал пистолет.

– Где моя сумка? – спросил он у меня.

– Кирилл, – тихо ответила я, – я клянусь вам, что понятия не имею, о чем вы говорите. Я просто этого не знаю. Поверьте, пожалуйста. Мне слишком дорога жизнь, чтобы ею так рисковать неизвестно из-за чего…

Кирилл, посмотрев на меня долгим бешеным взглядом, наклонился над Крючковым и ударил его несколько раз рукояткой пистолета по лицу. Голова Крючкова только откидывалась, но сам он не издал ни звука.

– Где сумка, сука? – прорычал Кирилл. – Убью же, убью!

Крючков пошевелил разбитыми губами и с трудом прошептал:

– Не знаю…

– Так… – проговорил Кирилл.

В этот момент Виктор сделал какое-то движение, и Кирилл, быстро вскинув руку, выстрелил из пистолета в пол перед ним. Я вздрогнула. Мне показалось, что все мельчайшие щепки паркета, вырванные пулей, впились мне в лицо. Я закрыла лицо руками и попыталась стряхнуть их.

– Никто не шевелится, – жестко произнес Кирилл, – мне уже все равно. Или я получаю свои деньги – или я убиваю вас всех по очереди.

Наступила тишина, нарушаемая только прерывистым, свистящим дыханием Крючкова.