Он сел в машину. Голова Карлика заискивающе влезла через опущенное стекло, продолжая клянчить.

– Ники, родненький, ну дай хоть на пару доз или подлечи, а то меня трясучка бить начинает, – канючил Нефедов-младший.

– Ладно, садись. – Решив для себя, как он отомстит уехавшей паре, Малахитов немного подобрел.

Карлик запрыгнул к нему на заднее сиденье.

– На, ширнись и вываливай из машины, – Ник протянул ему пачку наркотиков, которые совсем недавно он получил от Кузьмы.

Карлик моментально оторвал кончик капсулы и, достав свой персональный шприц, перетянул в него содержимое. Еще мгновение, и он откинулся в ожидании прихода, но неожиданно выпучил глаза и стал хрипеть, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

– Ты чего дуркуешь? – растерялся Малахитов, впервые видя такую реакцию на наркотик.

Но Карлик уже ничего не мог сказать. Из его рта показалась пена, он начал биться в судорогах, навалившись своим телом на Малахитова. Николаю стало страшно. Он попытался сбросить с себя тело, но ему это не удавалось сделать.

– Помогите! – крикнул он охране, которая была отгорожена от него опускающейся шторкой и не могла видеть, что с ним происходит.

В опущенное окошко выглянула голова улыбающегося Дрона, который поначалу расценил увиденное как прикол, но, увидев страх в глазах хозяина, выскочил из машины и освободил Малахитова. Как только с Ника скинули тело Карлика, наркоман испустил дух. Охрана проверила пульс и дыхание. Прислоненное ко рту зеркальце не запотевало, пульс не прощупывался.

– Помер, – констатировал Дрон. – Передоз?

Он спросил у Малахитова на автомате и, поняв это, устыдился, что посмел задать шефу такой вопрос. Однако этот вопрос волновал Николая куда больше, чем могло показаться на первый взгляд. Ник понимал, что Карлик умер от наркотика, предназначенного в употребление ему самому. И главное, врученного ему не кем-нибудь, а Кузьмой, его мажордомом, единственным человеком, которому он доверял без оглядки. Первым его порывом было позвонить Обносову и высказать все, что он о нем думает. Он схватил телефон, но передумал звонить, понимая, что такой разговор нужно тщательно обмозговать.

В этот момент телефон сам затренькал в его руке. Номер не определился.

– Алле! – выдохнул он в трубку.

– Здравствуй, сынок, – холодным душем пролился на Николая голос его отца.

– Ты? – только и смог вымолвить сын.

– Как твое здоровье? Мы с тобой давно не виделись. Надеюсь, ты перестал употреблять всякую дрянь.

Этот вопрос заставил его вновь посмотреть на охлаждающийся труп своего одноклассника.

– Не надо, сын, – заполнил молчаливую паузу голос отца, – от наркотиков помирают, а я хочу с тобой встретиться и обо всем поговорить. Пообещай, что дождешься меня. Осталось ведь совсем немного. Мы с матерью завтра приезжаем.

– И мама тоже? – растерялся Николай. – Ты же говорил, что она еще нездорова?

– Ей уже лучше, и она ждет не дождется, так хочет обнять своего сыночка, – ироничным тоном произнес отец. – А потом, ты же знаешь нашу деловую мамочку. Имущественные вопросы она привыкла решать сама.

Разговор прервался. Малахитову-младшему на какое-то время стало страшно, но потом он взял себя в руки.

– Дрон, эти наркотики отвези нашему химику, пусть он проверит, что в них такого, – дал задачу своему охраннику Ник.

– А с этим что? Полицию вызывать? – спросил тот.

– Нет, его выкинем из машины на повороте у кладбищенской свалки, – решил Николай Малахитов, сам того не ведая, что помогает сбыться словам поповского сынка, предреченным Карлику.

Члены родительского комитета из числа прихожан церкви Спаса Нерукотворного прибыли задолго до начала службы обсудить организацию крестного хода. Вскоре к ним стали подтягиваться крепкие мужчины, которые должны были составить костяк дружины на случай нападения подростков. Вместе с мужиками в дружине появилось и несколько парней лет под тридцать из числа старших братьев, того, последнего поколения, которое осталось на стороне своих родителей. Георгий тоже вышел из флигеля, чтобы присоединиться к церковной дружине. К началу службы людей скопилось столько, что их уже не вмещал церковный двор. Отец Арсений, идя на службу, от всего сердца порадовался такому небывалому скоплению людей. Как всегда на Руси, люди объединились в самый последний момент, когда беда достигла потолка, грозя окончательно «затопить» все основы отношений между поколениями. Между теми, чьи отношения из века в век строились исключительно на любви к детям и уважении к родителям. Ход его мыслей прервал возникший шум. Перед входом в храм, вооружившись палкой, стоял всем известный юродивый Гришка, отгоняя прихожан от церкви.

– Что, звери, детенышей своих пожрать собрались? – ткнул он концом палки в живот слишком близко подошедшего и зазевавшегося мужчину.

Тот ойкнул и согнулся от сбившегося дыхания.

– Вот, вот, поклонитесь в ноги и повинитесь, – продолжал распаляться юродивый, – за то, что из детей зверенышей сделали. Сами учили их зубы скалить, вот и получайте.

Прихожане расступились, пропуская отца Арсения к Гришке. Тот на ходу осенил его крестным знамением.

– Перестань, сердечный, буянить. Ты чего это людей в храм не пускаешь? – безбоязненно подошел на расстояние удара палкой священник.

Палка уперлась ему в грудь, но потом, скользнув по рясе, опустилась на землю. Отец Арсений подошел к юродивому вплотную и приобнял его, окончательно снимая его агрессивность.

– Сила на силу идет, – плаксивым тоном стал бормотать Гришка на поповской груди, словно исповедуясь ему в чем-то. – И не будет победителя. Все падут в грязь.

– Ты о крестном ходе? – поинтересовался священник.

– Не крестный ход то будет, – сменился голос юродивого, наполняясь недовольными нотками. – Не будет Господа средь вас, если детей своих не полюбите.

Сказав это, Гришка беззвучно заплакал и отошел в сторону, пропуская всех на службу. Священник в задумчивости от услышанного прошел в храм; народ вслед за ним стал заходить в церковь, подавая плачущему юродивому традиционную милостыню.

– Дружинники – на инструктаж, – раздался голос старосты, призывающий мужчин, охраняющих крестный ход, собраться вместе.

Георгий подошел к группе мужчин.

– А ты молодоват немного, паря, – попытался остановить его крупный мужик с широкими покатыми плечами и большими кулаками. – Хоть ты и сын священника, но если драчка получится, тебе может по-взрослому попасть. Шел бы ты с крестным ходом.

– У меня первый разряд по боксу, – просто ответил ему Георгий. – Поэтому лучше беспокойтесь о себе, в такую большую мишень попасть нетрудно.

Мужики рассмеялись.

– Ерема, ну чего ты к парню пристал, – обратился к нему невысокий и крепкий мужчина лет сорока. – Если у парня первый разряд, то это кое-чего стоит в такой ситуации, это я тебе как мастер спорта по боксу говорю. А ну, пацан, протестируем тебя.