На следующий день генерал, приданный персоне ее величества, приехал в госпиталь и привез награды. Капитан, о котором я только что упоминала, был среди представленных к ордену и был доволен. Уехав из госпиталя, он написал мне много трогательных писем с фронта. Потом он был убит солдатом-большевиком своего полка. Он остался верен императору до конца.

Вдовствующая императрица отпраздновала в Киеве свой пятидесятилетний юбилей пребывания во главе благотворительных учреждений России. Утром того дня она устроила грандиозный прием. Император пожаловал свою мать наградой, представляющей число 50 в алмазах, которую полагалось носить на черной с алым Владимирской ленте.

Приехал генерал Иванов, прибывший с поздравлениями от лица императора, а также генерал Брусилов, ныне генерал-адъютант при императоре. Во время завтрака я не сводила глаз с генерала Брусилова, когда он поднял свой бокал, предложив тост за императора и императрицу. Мне он был несимпатичен. Не знаю почему, но в его взгляде мне виделось что-то ненатуральное, и к тому же он слишком часто моргал веками. Глаза нашего дорогого старого друга, генерала Иванова, с другой стороны, были добрыми и искренними. Я заметила, что генерал Иванов тоже внимательно вглядывается в генерала Брусилова, и мне стало страшно любопытно узнать, о чем же он сейчас думает. На следующий день, когда меня посетил генерал Иванов, он мне сказал, что уверен – Брусилов ведет двойную игру.

Генерал к тому же добавил, что ему совсем не нравится дух, который сейчас царит в войсках. Слишком много открыто обсуждали и осуждали императрицу. К несчастью, она не до конца разбиралась в сложившейся ситуации и так и не поняла Россию. К тому же ей не везло с окружением. «Я презираю госпожу В., – говорил генерал. – Я говорил с ней и сказал ей, что она губит репутацию императрицы. И потом, все это безумие – попытки сделать из Распутина святого!» Он даже заявил, что после его разговора с госпожой В. императрица стала относиться к нему неблагосклонно. Во время рассказа у старика текли слезы из глаз. «Только император выслушает меня! – воскликнул он. – Я обожаю его и умру за него. Мы все его обожаем и убиваемся из-за его неудач».

К концу ноября император сам приехал в Киев, с ним был наследник. Меня шокировало то, как изменился вид его величества. Похоже, он был полон тревог. Легко можно понять почему. Добрая часть России находилась в руках неприятеля, а также Пинские болота. В Европе под германской оккупацией была Бельгия, а во Франции союзники вели тяжелые бои.

Я имела счастье коротко поговорить с его величеством. «Благодарю вас за то, как вы ведете свою добрую работу, – сказал он. – Я был потрясен количеством людей, которые присматривают за ранеными, которые уже устали от забот медсестер. Но наши храбрые солдаты, которые их защищают, не устали от выполнения своих обязанностей».

Он с большим восхищением отозвался о работе в госпитале, которую вела его сестра, великая княгиня Ольга.

Тогда я видела императора в последний раз. Он все еще стоит перед моими глазами. Как он любил свою страну и как ею гордился! И с тех пор, как нет его самого, нет и страны. Россия не может существовать без царя. Он был сердцем того огромного тела, которое когда-то являлось нашей Родиной.

Той же осенью 1916 года великая княгиня Ольга, о которой говорил со мной император, отпраздновала в Киеве свою свадьбу. Она прежде была замужем за герцогом Петром Ольденбургским. Сейчас она с ним развелась и выходила замуж за капитана Куликовского, осуществляя брак по любви. Император и императрица были не очень довольны этой идеей, но дали свое согласие.

Из Петрограда поступали очень плохие вести. Заседания в Думе проходили бурно, а выступавшие ораторы дерзко осмеливались подвергать сомнению даже верность императрицы Александры Федоровны. Много критики высказывалось в адрес министра внутренних дел Протопопова, эпилептика, по натуре склонного к истерии. Кроме того, ходили слухи, что Брусилов и другие генералы составили заговор с целью свержения императора. Позднее эти слухи, к несчастью, подтвердились. В заговор входили Брусилов, Рузский и несколько других генералов, выдававших себя за верных слуг императора, но на самом деле являвшихся предателями.

Было очень сильное возмущение Распутиным, и все говорили – и в Киеве тоже, – что если избавиться от этого дурного влияния, то можно надеяться на улучшение дел. «Неужели ни у кого не хватит мужества прогнать его от императрицы? Неужели не найдется храбреца прикончить его?» – часто спрашивали друг друга люди.

Нам не пришлось долго ждать.

Как-то в воскресенье в конце декабря 1916 года я пошла, как обычно, в церковь. Ее величество вдовствующая императрица посещала богослужения в Киеве в личной часовне губернатора, графа Игнатьева, поскольку в императорском дворце личной часовни не было. После молебна ко мне подошел граф и спросил: «Вы слышали самую последнюю новость? Знаменитый Распутин убит». – «Неужели это правда? – спросила я. – А кто это сделал?» – «Пока дело покрыто тайной, даже его тело еще не найдено. Ее величество вдовствующая императрица знает о трагедии. Однако я очень беспокоюсь, какое влияние окажет эта новость на императрицу Александру Федоровну. Как вы знаете, она так безоговорочно верила в могущество Распутина, что, боюсь, его смерть станет для нее страшным ударом».

Императрица так и не сумела понять, что так называемый старец был не кем иным, как шарлатаном и мистиком, обладавшим огромной гипнотической силой, а также совершенно беспринципным человеком. Веру императрицы в него он использовал в личных целях и оказывал на ее величество пагубное влияние. Она была очень религиозна и верила, что этот человек явился с особой миссией от Бога, хотя все остальные видели истинную его суть и пытались предостеречь ее от него и открыть ей глаза на его подлинный характер. Но государыня никого не слушала – вера ее в него была абсолютной. Распутин обладал над немногими людьми некой очень мощной властью, которую просто невозможно описать, и использовал свое влияние на доверчивую императрицу, внушившую себе, что тот владеет силой спасти ее любимого сына.

Жизнь Распутина не раз оказывалась под угрозой, но, говорят, он как-то изрек: «В день, когда исчезну я, перестанет существовать и императорская семья, а Россия рухнет!» Я, конечно, не могу утверждать, так это или нет. В те смутные времена в воздухе витало столько безумных изречений…

Я его видела лишь один раз несколько лет назад на вокзале Царского Села, когда он выходил из поезда, и мой друг показал мне этого «знаменитого Распутина». Я его хорошо разглядела: он был одет под крестьянина, заношенная до предела шапка была натянута на самые глаза. Внешне он был грязен и неприбран, но на нем была красивая и дорогая меховая шуба. Лицо худощавое и бледное, но глаза его были удивительны – большие и глубоко посаженные, а взгляд настолько пристальный, что, казалось, проникал внутрь человека или всего, что встречалось его взору. Он вызывал отвращение с первого взгляда.

Его дожидалась придворная коляска. Он поспешно взобрался на нее, съежился в углу, как будто пытаясь спрятаться, озираясь с таким видом, будто опасаясь, что кто-нибудь последует за ним. Но лицо его никак не отражало его внутреннюю суть, хотя оно и было правдивым признаком его характера. Это был пьяница-скандалист и даже хуже. И тем не менее он через свою удивительную способность ослаблять страдания юного наследника добился такого влияния на императрицу, что никто не мог убедить ее, что этот человек совсем не тот, за кого себя выдает. Императрица любила своего сына больше всего на свете и находилась в такой постоянной тревоге за жизнь дорогого цесаревича, что была готова использовать любые методы для его лечения. Она была убеждена, что Распутин, и только он один, может вылечить ее обожаемое дитя.