Татьяна Буланова — «Колыбельная», Татьяна Овсиенко — «Капитан», Наталья Ветлицкая — «Посмотри в глаза».

Именно под такую музыку в 1993 году бывшее советское общество училось «жить красиво». «Шоковая терапия», объявленная правительством за год до того, начала приносить плоды. Оказалось, что без денег, но с товарами жить все-таки проще, чем и без денег, и без товаров. Продуктовые ларьки завалены американскими шоколадными батончиками — «Сникерс» и «Марс». Автомобили наконец становятся средством передвижения, а не роскошью. Именно в 1993 году русский язык обогащается неологизмом «евроремонт», а квартиры россиян постепенно заполняются импортной бытовой техникой — от утюгов до экзотических микроволновых печей. Иномарки даже десятилетней давности превосходят отечественные машины по всем статьям, включая цену. Благодаря географической близости Дальнего Востока и Японии, а также усердию моряков-перегонщиков, федеральные власти начинают задумываться о запрете автомобилей с правым рулем. Тогда же появляются первые мобильные телефоны, стоимость которых немногим отличается от стоимости праворукой иномарки. Размеры — тоже.

На этом фоне прежние рок-идеалы выглядят анахронизмом. Всероссийское рокерское братство к этому времени распалось окончательно. Оно, в общем-то, и держалось на перестроечном опьянении — в переносном, да и в прямом смысле слова. Однако все проходит, прошла и последняя сборная солянка под названием «Все это рок-н-ролл». Тут-то и выяснилось, насколько все разные.

К 1993 году не было уже многих грандов. Со скандалом распался «Ноль» — его лидер Федор Чистяков угодил в «Кресты». Тихо, не привлекая внимания, разошлась «Бригада С» — через год ее бывшие участники создадут проекты «Неприкасаемые» и «СерьГа». Зато возрожден «Аквариум», а у «Машины Времени» с альбомом «Внештатный командир Земли» открывается второе дыхание. «Алиса» выпускает «Для тех, кто свалился с Луны», а «ЧайФ» после альбома «Дети гор» наконец-то переходит в ранг народной группы. «ДДТ», нашедшее новый язык на «Актрисе весне», работает над альбомом «Это все», а «Наутилус Помпилиус» выпускают собственный трибьют — впервые в истории русского рока — и делают первые наброски «Титаника».

В том же году в Петербург (который несмотря ни на что все еще оставался столицей русского рок-н-ролла) перебирается и герой данной главы — человек, которому суждено было стать замыкающей фигурой всего прежнего русского рока. На родине дела у этого музыканта шли из рук вон плохо.

Сергей «Чиж» Чиграков: В том году я не очень следил за новостями. Единственное, за чем я следил, — чтобы дома было чего пожрать. И чтобы с ребенком было все нормально. Вот за этим я следил. Мы с женой тогда жили в заброшенном доме, который в конце концов рухнул, и мы переехали в другой дом — точно такой же заброшенный. Там обои просто свисали со стен, каждый день отваливались. Так что мне было не до новостей.

…

Сергей Чиграков родился 6 февраля 1961 года в приволжском городе Дзержинске. Там же начались и первые занятия музыкой. С четырнадцати лет он вместе со старшим братом начинает играть в местных ансамблях, заканчивает музыкальную школу, а затем и музыкальное училище. В 1983 году Чиж становится студентом Ленинградского института культуры, через год попадает в армию, исполнив воинский долг, восстанавливается, но уже на заочном отделении.

Настоящим «взрослым» опытом для Чижа становится работа в дзержинской группе «ГПД» — «Группе продленного дня». И неизвестно, чем бы продолжились искания нашего героя, если бы не Третий Горьковский рок-фестиваль в марте 1988-го, на котором произошла встреча двух «ГПД» — дзержинской и харьковской. Последней рулил Александр Чернецкий. Встреча произвела на Чижа такое впечатление, что уже летом следующего года он переехал в Харьков и стал играть в группе Чернецкого, сменившей к тому времени название на «Разные люди».

Наступили 1990-е. Украинская «незалежность» трактовалась как полное отрицание всего русского. До сих пор на одесских «развалах» можно найти книги о том, что Адам и Ева были украинцами. Воинственной русофобией традиционно страдала западная часть Украины, которая до 1939 года была польской. В Харькове с этим было гораздо легче.

Чиж: Ну, правда, ходили какие-то слухи, что, типа, вечером в парке лучше не гулять, потому что подойдут какие-нибудь хлопцы и скажут:

— А ну-ка почитай Тараса Шевченко по-украински!

Если прочтешь, значит, типа, свой. А не прочтешь — кирдык тебе, москаль. Но все, что помню лично я, было скорее забавно, а не страшно. Как-то вместе с «Разными людьми» мы поехали в Киев на фестиваль, а Украина только-только отделилась. И значит, все сразу начали говорить по-украински. Причем даже я слышал, что у большинства это получалось так себе. Видно ведь: русский! Нет, он говорит по-украински.

Было очень смешно: была какая-то пресс-конференция, и мы разговаривали через переводчика. Разумеется, все врубались в русский язык (вчера еще все были русскими!) и все равно говорили с нами только через переводчика. Сидел специальный человек и переводил.

Лидер группы «Разные люди» Александр Чернецкий уже тогда страдал тяжелейшей болезнью Бехтерева. Чем дальше, тем больше времени музыкант проводил на больничной койке. На первый план постепенно выдвигался Чиж. Так, альбом «Буги-Харьков» был целиком и полностью составлен из его песен. Тогда он прошел незамеченным — от отсутствия раскрутки и общего спада интереса к рок-музыке, — однако уже на нем появились будущие хиты Чижа.

При этом в бытовом плане в Харькове Чижу приходилось не жить, а выживать. Даже привыкшему к хипповской жизни человеку было тяжко. Судите сами — квартиру, работу и прописку в Дзержинске Сергей сменил на нежилой дом на окраине Харькова, где поселился со своей второй женой практически в статусе бомжа.

Чиж: Дом, в котором никто не живет. Дом, из которого все уже уехали, и он практически шел на слом. Наверху, надо мной, жила еще одна девушка, которая рядышком работала. И все — в здании больше никого не было.

Там еще было электричество, и был газ, но больше там ничего не было. То есть если ты шел в туалет, то за собой нужно было тащить лампу. Головы мыли холодной водой — как в армии, блин… Труба… Горячей, конечно, не было. И там было очень холодно, и по ночам орудовали крысы. Страшно было выходить из комнаты — лампочка-то всего одна, а крысы могли и отгрызть чего-нибудь. У нас в армии одному чуваку они мочку уха отгрызли, пока он спал. Он даже не почувствовал — крысы очень нежно кусают.

Хипповский образ жизни Чижа в Харькове предполагал еще и отсутствие официальной работы. Зарабатываемых концертами денег едва хватало на еду. Новые струны были роскошью недоступной, так что приходилось, как в 1970-е, играть на старых, выварив их в кипятке.

Чиж: У меня на них никогда не хватало денег. На сигареты и на пожрать чего-нибудь — и все. А струны варились.

Сейчас об этом никто уже, наверное, не помнит. Музыканты, которые только начинают, — они и понятия не имеют, что это такое. И слава богу. А делалось это так: вывариваешь струны, и они начинают звучать. Но проблема в том, что варить можно все струны, кроме первой, второй и третьей. Но мы и тут находили выход, потому что в Харькове мы базировались в ХАИ (Харьковский авиационный институт). И там имелась фигня, на которой раскручиваются авиамодели. Модели прикреплялись тонкой стальной леской, которая тоже бывает разной толщины. И вот мы эту проволоку ставили вместо первой, второй и третьей струны — и так играли.