Рузвельт был серьезным политиком во всем, что касалось ведения войны, но, в отличие от Черчилля, он не был зациклен на разведке. Поразительно, но после такого страшного застоя американская разведка тем не менее развивалась в отлаженную и эффективную систему, в которую превратилась, освободившись от людей вчерашнего дня.

Значительные изменения к лучшему начались 5 мая 1942 года, когда генерал-майор Джордж В. Стронг был назначен главой «Джи-2». Это продолжилось в июне того же года с приходом еще двух офицеров: капитана Эллиса М. Захариаса, которого назначили заместителем начальника военно-морской разведки, и полковника Уильяма Дж. Донована, который стал во главе совершенно новой организации при Объединенном комитете начальников штабов — Управления стратегических служб.

Стронг был выбран генералом Джорджем К. Маршаллом не потому, что являлся выдающимся экспертом в вопросах разведки, а потому, что он, как было известно, отличался неукротимой энергией и решимостью. «Джи-2» как никогда нуждалась в «большой стирке», и только человек, обладавший инициативой, смелостью, независимостью суждений и цельностью натуры, мог осилить эту колоссальную работу. Маршалл, по мнению Стронга, был именно таким человеком.

Надо сказать, Стронг более чем оправдал ожидания Маршалла. Прежде всего он отправился в Лондон для ознакомления с тем, как ведут разведывательную работу британцы, и установил с ними тесное сотрудничество.

По возвращении в США он создал фактически совершенно новую организацию. Он не наступал на любимые мозоли и не рубил головы без разбора. Стронг не только оставил старослужащих на их прежних должностях — опыт и неоспоримые знания ценны, — но положил конец их доминированию, введя новых сотрудников и предоставив им достаточно большую свободу действий.

В Управлении военно-морской разведки «капитан Зак» не обладал полномочиями Маршалла, таким образом, в значительной степени политика отдела какой была, такой и осталась, однако в конечном итоге агентство обрело большинство. С одной стороны, в течение нескольких лет у Управления военно-морской разведки было 4 начальника. Новым стал Гарольд Трэйн, офицер, как сам Захариас позже выразился, «которого регулярно представляли на контр-адмирала и который ни дня не проработал в разведке». Но накануне нового назначения Трэйна все же произвели в контр-адмиралы.

«Несколько недель в Управлении военно-морской разведки, — писал Захариас, — убедили меня, что, если бы мы хотели превратить Управление военно-морской разведки в эффективную разведывательную организацию военного времени, нам предстояло начать с нуля и полностью все перестроить. Мне часто напоминали о пророческих словах Д.В. Томасона, что музейный дух все еще преобладал. Мое назначение заместителем начальника здорово разочаровало меня, поскольку я знал, что традиционная система цепочки инстанций замедлит реализацию моих уже подготовленных планов, но я надеялся, что заручусь полной поддержкой адмирала Трэйна, который был в разведке «варягом» и не был знаком с ее специфическими проблемами и способами их решения. И предстоящие несколько месяцев оказались чрезвычайно трудными. Мне пришлось вести очень нелегкую борьбу… Именно здесь тогда, в 1942 году, я столкнулся с еще одной войной, которую приходилось вести: нескончаемые сражения в Вашингтоне, когда друг с другом сцеплялись памятные записки, а в роли жертв выступали донесения и проекты предложений».

Захариас в первую очередь сосредоточил внимание на подготовке вновь прибывших в разведку офицеров. Фактически все они были люди с гражданки, многие из них имели за спиной лишь трехмесячные краткосрочные курсы. Он создал Школу основ разведки в городе Фредерик, штат Мэриленд, и Школу углубленной подготовки разведки. Последняя разместилась в нескольких номерах отеля «Генри Хадсон» в Нью-Йорке.

«Чего нам не хватало, так это оперативных навыков разведки, — признавал Захариас, — того самого взаимодействия между стратегией и тактикой, которая и решает в разведке все…» Захариас планировал обучить несколько сотен офицеров-оперативников. На самом деле он обучил их тысячу.

Захариас сыграл роль повивальной бабки и при рождении новых подразделений Управления военно-морской разведки, занимавшихся, в частности, решением таких задач, как допросы арестованных, изучение и использование захваченных у врага документов, вопросы ведения психологической войны, а также химической и бактериологической войн со всеми проблемами, сопутствующими проведению разведки в их ходе. Он ввел секретную разведку (вид разведки, занимающей некое среднее место между традиционной разведкой и выходившей за рамки традиций) и разработал инструкции и наставления для действий в тылу противника, в особенности в Китае, но также и в Италии. Он установил тесную связь с коллегами из британского адмиралтейства, он организовал школы японского языка, где сотни молодых американцев днями и ночами зубрили этот труднейший язык.

После отъезда Захариаса из Вашингтона 5 сентября 1943 года для принятия командования линкором «Нью-Мексико» он имел все основания оглянуться на проделанную им работу и с вполне обоснованным удовлетворением заявить: «Это — мой ребенок, и он достиг совершеннолетия!» Освобождение Захариаса от прежней должности и его отъезд был воспринят как гром среди ясного неба. «Даже сейчас, — писал он после войны, — я не понимаю, что именно послужило причиной этого и было ли это на самом деле оправданно. Вероятно, все дело в том, что я стал кое-у кого из вышестоящих и не только вышестоящих, но влиятельных особ бельмом на глазу, продвигаясь слишком быстро».

Уход Захариаса был не только прискорбным, он нанес существенный урон всему ходу войны разведок. Он стал для разведки тем же, чем обернулся для дипломатии уход Самнера Уэлса: сплошными затяжками и латанием дыр в ближайшем будущем. Если бы Захариасу позволили остаться и довести задуманные им планы до логического завершения, Соединенные Штаты приобрели бы в его лице весьма заметную фигуру. Он, возможно, мог бы стать американским Реджинальдом Холлом. Трудно представить больший вклад в оборону страны, чем деятельность Захариаса.

Третьим ответственным за фундаментальные изменения шпионажа был «Дикий Билл» Донован. Донован появился, казалось, из ниоткуда вместе со своей пестрой армией шпионов и диверсантов; он обучал их, экипировал, отправлял на хитрые задания, где не приходилось гнушаться ни поджогами, ни убийствами. А когда в этих людях необходимость отпадала, он отправлял их обратно, в их нудную, обычную жизнь, удалялся и сам, но к тихой и достойной практике законов о корпорациях. Донован олицетворял невероятный триумф везунчика-любителя, возглавлявшего группу одаренных дилетантов.

До сих пор это тайна, причем восхитительная тайна — почему все-таки из всех для выполнения подобной работы выбрали именно Донована? По натуре он был человеком кипучим и энергичным, как очень многие ирландцы. В нем не было ничего ни мрачного, ни зловещего, ни внушавшего отвращение. Этот человек был и нежен, и ровен, и даже несколько наивен.

Уильям Джозеф Донован родился на Новый год, 1 января 1883 года в Буффало, штат Нью-Йорк, в семье железнодорожного диспетчера, проявлявшего интерес к политическим событиям округа. В Колумбийском университете он, играя в защите университетской футбольной команды, на всю жизнь заработал прозвище «Дикий Билл». После этого Уильям Донован занимался адвокатской практикой. В 1912 году он организовал конное подразделение для нью-йоркской Национальной гвардии и служил в ее составе на мексиканской границе. В 1917 году добровольно отправился на Первую мировую войну и к 1918 году дослужился до полковника. 14 октября 1918 года за безрассудную храбрость в ходе операции в районе Мёз — Аргон[66] был удостоен Почетной медали Конгресса.