Незнакомец опрокинул его ногой, и прижал, рассматривая. Андрей ничего не видел — все засвечено ярким, белым светом фонаря.

— Ремисов, — нейтрально заметил мужчина. — Я его узнал. Позвоните хозяину.

Ногу с него так и не убрали.

Андрей сглотнул.

Вокруг лес и тихо. Захотят — уберут прямо здесь. Он прислушался, пытаясь понять, что происходит за пределами поляны, но слышал только собачье дыхание над головой. Спина немела от холода.

Что там Исаев? Живой или нет?

— Собачку мою убил, — добавил здоровяк с поводками и сплюнул рядом с его головой. — В этой собачке больше человечности, чем в тебе, мразь, было.

Тон настораживал.

Он нажил себе личного врага, застрелив одну овчарку и заколов вторую. Впрочем, одна еще подавала признаки жизни. Слышно, как периодически скулит.

На голову набросили мешок сзади. От неожиданности Андрей вздрогнул. Яркий луч фонаря просвечивал ткань насквозь.

— Вставай, прокатимся.

Его подняли за шиворот, на запястья набросили пластиковую стяжку, стянули. Прокушенное плечо заныло, стоять было трудно. И как пройти путь до машины с мешком на голове, в лесу? Пока он ориентировался, но стоит двинуться — потеряется. С мешком на голове не побегаешь.

— Охраняй, — скомандовали собакам.

Его повели через лес.

Андрей прислушивался, шагая на ощупь. По ощущениям шли к дороге. Напряг запястья, проверяя путы на прочность. Судя по стяжке, они не планировали никого брать.

Конвоиры ничего не говорили, но он понимал, зачем мог понадобиться.

Богданова интересует его клиент.

Под ногами появился асфальт, они остановились. На голову нажали, заставляя пригнуться, и запихнули в машину. Судя по характерному звуку двери, это был микроавтобус.

Собак посадили с ним, значит, и их инструктор здесь.

Он привалился к стенке, больно врезавшись в нее, когда машина разворачивалась. Вспыхнул свет фар, видимый через плотный покров мешка: у них еще минимум одна машина.

— Глянь, какой «винторез», — раздалось приглушенное слева.

Значит, еще кто-то. И винтовку с собой забрали.

Инструктор разговор не поддержал.

Где-то полчаса ехали, прежде чем машина внезапно затормозила — на месте? В город не въезжали, шум городских дорог он бы услышал.

Его вытащили, и куда-то повели.

Тихо — точно, загородная глушь. Вокруг охрана — слышно по коротким разговорам. Открылась дверь, его завели в помещение. Запахи, звук паркета под ногами — это приличный жилой дом. Вели его вниз. Он по опыту знал, что ничем хорошим это не кончится.

Спустился по холодной лестнице. Его толкнули спиной к стене. Холод бетона проникал под рубашку, но не унимал горящее от укусов плечо.

Допрашивать будут насчет Глодова. Он на это мог жизнь поставить, что и делал. Мелькнула испуганная мысль — как там она? Единственное, что пугало. К плену, даже потенциальным пыткам он был равнодушен.

А вот Лена…

Исаева взяли тоже. Даже если не сразу заподозрили, то теперь, когда он привел Ремисова на хвосте, точно. Он парень крепкий. В прошлый раз доказал. Но кто знает, насколько умелый палач у Богданова, и снайпер еще от издевательств Глодова и его, Андрея, погреба не отошел. Выдержит ли второй раз?

К счастью, Исаев не знает, где они.

С него сорвали мешок.

— Ремисов? Думал, ты серьезней выглядишь.

Андрей зажмурился, спасая глаза от света. Когда открыл, увидел парня в черном костюме. Среди тех, кто был на поляне, его не было.

— Отвечать готов? Где Глодов?

Оценил мгновенно: не Богданов.

— С шестеркой говорить не буду.

— Ну-ну, — тот оглядел его и борзо улыбнулся. — А вот так тебе понятней?

Он резко и сильно врезал в живот. Андрей согнулся, задыхаясь от боли: словно внутренности разорвало от удара. Даже на колено упал, пытаясь сгруппироваться и пережить боль. Дышал быстро и сдавленно, молясь, чтобы острая боль в животе действительно не предвещала разрывы. Даже об укусах забыл.

— Смотри, не убей его, — сказал кто-то от порога. — Видишь, как скрючился. Он старый и весь калечный.

Андрей хотел огрызнуться, но мог только дышать, раздувая щеки. Поднял голову, как волк вглядываясь в них. Все расплывалось. Обоим было не больше двадцати пяти и оба здоровенные, как шкафы. Эти ухмыляющиеся рожи он запомнил.

Тот ухмыльнулся и нанес еще один профессиональный удар.

— Ну что, передумал?

— Дай… поговорить… с Богдановым.

— Ты для Богданова никто, кусок дерьма. Будешь говорить со мной. Не захочешь, я тебя заставлю. Но господина Богданова ты не увидишь, можешь просто об этом забыть.

Эти люди вели себя иначе. Не так, как он привык.

Парни были хорошо тренированы. Охрана поставлена выше всяких похвал. Его не унижали, когда отказали во встрече с шефом. Они не набивали себе цену. Судя по тому, как эти люди держались, они действительно считали его не больше чем куском дерьма. Таких к шефу не пускают. С ними работают специально подготовленные профессионалы, а шефу передают чистенькую ценную информацию, пряча то, что осталось от информатора в лесной могиле.

Андрей скрючился на полу, давая себе время прийти в себя.

Парни не торопились, даже не отличались особой жестокостью. Просто относились к нему как к объекту. Не боялись ни его, ни его репутацию. Их только раззадоривали слухи, которые о нем, несомненно, слышали.

Он никак не мог взять в толк, пока его избивали, вошли они в такой раж из-за того, что работал на Глодова и оказался в руках тех, кому выпил немало крови и теперь те отводили душу, или дело в том, кем он был?

Били его размеренно и профессионально. Причиняя боль, но не калеча сильно.

Точно так же, как он сам еще недавно советовал обработать Исаева.

Он пытался увернуться как мог, но парни действовали слаженно, а руки скованные. Удары достигали цели.

— Не надо, — выдавил он, сообразив, что не может быть быстрым из-за травмированного плеча. Уже отекло лицо, поясница горела огнем — еще немного и отобьют почки.

Давно он этого не делал — не просил пощады.

Перевернулся на бок и какое-то время лежал, пока они обменивались издевательскими шуточками. Больно. Очень больно, непривычно тяжело. Андрей пытался отдышаться.

Тяжело, потому что безнадежно.

От него хотели получить информацию и не собирались торговаться.

— Где Глодов, ублюдок?

Он попытался сосредоточиться на чем-то другом, чтобы отвлечься от боли.

Раньше получалось ее контролировать. Может, он действительно стареет, но раньше все было проще. Однажды Дина перевязывала ему руку и волновалась, как он теперь возьмет оружие в руки, как сможет себя и ее защищать. Как сейчас помнил, что ответил ей: я могу контролировать боль.

Больше не получалось. Не получалось… Хотелось, чтобы все прекратилось, и он был безумно рад думать о