— Ну никак нельзя ехать, товарищи артисты! Немцы же кругом!

— Что, так и пропадать здесь будем? — срываясь на плач, проговорила женщина.

— Нет, конечно! Мы ночи дождемся и пешком пойдем.

— Вы в своем уме, товарищ Сиренко?! У нас же реквизит, личные вещи… — прорычал второй мужской голос.

— Бросить придется. Все почти бросить…

— Не-е-ет… — рыдала женщина.

— Товарищ Сиренко, вы же коммунист! Вы должны что-то придумать.

— Ничего не могу… Иначе поймают нас немцы. Плохо будет. Я-то пропаду — не сильно жалко, а вот если ваши лица немцы в газетах и листовках поставят, да и приврут, что сами пришли… Очень плохо. Вы же красных командиров играли. На вас школьники равнялись.

Тут я решил, что пора выходить к разговаривающим, иначе они своими спорами точно кого-нибудь еще заинтересуют. При нашем появлении троица испытала шок. Одного из мужчин я раньше вроде бы видел в кино, но ни имени, ни фильмов так и не вспомнил. Второй — видимо, тот самый Сиренко — типичный водитель, прячущий под гражданкой малиновые петлицы, по крайней мере, на вид. А вот женщина!.. Это была белокурая, удивительно обаятельная женщина. Звезда предвоенных фильмов на тему армии. Вечная «невеста (жена) красного командира». К сожалению, ее имени я тоже не вспомнил. Но вспомнил, однако, что в нее были влюблены все подростки второй половины тридцатых, как рассказывал дед. Не раздумывая ни минуты, мы привели актерскую группу на базу. Уже на базе она представилась — Валентина Серова.

Реакция Степана, правда, оказалась несколько оригинальной:

— Саня, блин! Плюшкин недоделанный! — шумел он. — А театра там, часом, не было? Ох, наплачемся мы с ней.

— Шо маемо, то маемо…. С Константина Симонова — коньяк, когда выйдем к своим. Жена она ему… Я уточнил, когда она представилась.

Змей

После налета на деревню Дима забрал у меня винтовку, пробурчал: «Надо переделать» — и удалился в мастерскую. Два дня мы с Тэнгу откровенно бездельничали, отдыхали. На третий день меня вызвал к себе Карбышев.

— Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, — сказал я. — Вызывали?

Генерал поморщился как от зубной боли, он никак не мог привыкнуть к свойственной некоторым попаданцам манере общения.

— Вызывал, — ответил он, — садись, разговор будет.

Тэнгу с независимым видом просочился следом и устроился под столом, положив морду Карбышеву на колени.

— Уговаривать тебя лететь — затея бесполезная. Так?

— Так. Куда я без Тэнгу, а вдвоем мы в кабину не влезем. С летчиком все в порядке?

— Да, проверку он прошел. Парни, которые его вытащили, тоже. Прибыли с пополнением, в операциях не участвовали. Пока на кухню их определили, дальше посмотрим. Значит, полетит майор Кравцов — пограничник, повезет бумаги, перепечатанные с ваших ноутбуков. Может быть, эта информация поможет нашим в Смоленском сражении. Ну, и мои комментарии, глядишь, пригодятся.

— Пусть еще винтовку от Димы захватит.

— И винтовку, и пулемет на ее базе. Как она в бою, кстати?

— Мне понравилась.

— Ну, вот и хорошо. Полетят они сегодня вечером на Р-5, к утру будут у наших. Тебе же предстоит экспедиция к тому складу в Полесье. Нужно проверить, можем ли мы туда прорваться и там базироваться. Ну, и дорогу туда разведать надо. Пойдешь командиром группы из десяти человек. Твой заместитель — старшина Соловьев. Пожалуйста, прислушивайся к его рекомендациям.

— Хорошо, — сказал я.

Генерал опять поморщился, потом улыбнулся:

— Пойдете верхом, тут ребята строевых лошадей у немцев отбили.

— Я ж без задницы останусь! — вскричал я.

— Ничего, — ответил Карбышев, — тяжело в учении… Так быстрее, а то вы только к осени вернетесь, — генерал аккуратно стряхнул Тэнгину морду с колена и добавил: — Идите знакомьтесь с группой. И с конем! Выход завтра с утра.

С группой меня познакомил Паша, хорошие ребята, пограничники, кавалеристы. Всего десять человек, включая Соловьева. А еще мне показали лошадь, на которой мне придется ехать, кобылу по кличке Стрелка. Я скормил ей пару кусочков сахара и погладил.

Потом начались уроки верховой езды, жуткий позор для меня и источник веселья для всех остальных. Первым не выдержал Тэнгу, он пристально посмотрел на веселящихся бойцов, подошел поближе к ним и зарычал. Веселье стихло. Паша грустно посмотрел на меня и сказал:

— С седла, надеюсь, ты не свалишься, а остальной премудрости научишься в пути. Можем отправляться. Так и скажи товарищу генералу, — и я пошел докладывать.

В генеральском блиндаже кто-то орал, причем голос был женский, орали на Карбышева.

Это сильно не понравилось Тэнгу, Дмитрия Михайловича он уважал. Малыш протек в дверь, и внутри стало тихо, я вошел следом. Незнакомая женщина, бледная и испуганная, стояла у стенки и глядела на Тэнгу. Пес не рычал, он просто демонстрировал зубы. Все.

— Вам лучше уйти, — сказал Карбышев женщине и кивнул мне на скамейку, предлагая садиться. Та поняла намек и исчезла.

— Эта баба меня доконает, — произнес генерал. Я чуть со скамейки не навернулся. Он продолжил: — Артистка! — слово прозвучало как ругательство.

— Артистка, приехала в Брест перед войной на гастроли и застряла здесь. Требует предоставления «человеческих условий» или немедленной отправки в Москву на самолете.

Я не выдержал:

— …Снимайте к черту с бабушкою роль Галадриэли

И замените Бабою-Ягой.

Пускай она народная артистка,

Да-да, я помню, чья она жена.

Но к ней же комары в лесу не подлетают близко,

Настолько вся… прекрасна и нежна.

— Что это? — удивился Карбышев.

— Стихи, — ответил я, — «Рабочая пятиминутка на киностудии во время съемок фильма «Властелин Колец».

— А дальше?

— Тогда пропали три постельных сцены.

Почти на четверть станет меньше их.

И, кстати, та, где Селеберн, узнавши про измену,

Нунчаками забил троих своих.

В углу тихо кисла от смеха Наташа Горбунова, исполнявшая роль штабной машинистки, перепечатывавшая информацию с ноутбуков и с книгами Толкиена уже знакомая.

— Ладно, — сказал генерал. — Группа к выходу готова?

— Да, — ответил я. — Завтра выступаем.

— Ну, желаю удачи, — сказал Карбышев, — возвращайтесь.

Сергей Олегович

Вылез я из недостроенного капонира, который мы под тир приспособили, весь очумевший от стрельбы, поскольку отстреливал очередную партию «стэнов» и отремонтированных машингеверов, сижу, курю. Тут смотрю — суета какая-то, народ с носилками. Пошел туда, посмотреть, что случилось. Гляжу — Нику несут, бледная вся, на лице ни кровиночки. Подошел поближе, вижу — в сознании она.