Второй момент – это моя компания. Я Владелец, Президент, Гендиректор, Верховная Императрица и Правительница своей собственной криминалистической компании по оказанию консультационных услуг. Мы заключаем контракты с юридическими фирмами, полицейскими участками, корпорациями, богатыми магнатами и миллиардерами, а также с горсткой федеральных агентств, имена которых я разглашать не имею права. Одно из таких агентств унаследовала Лола из ФБР, и именно через нее ко мне поступают превосходные дела. Как уже вам объяснял Лиу, с учетом нетрадиционных методов Лолы, ее явного конфликта между личными и профессиональными интересами в том, что касается меня, и ее постоянного статуса «законспирированного и темного» агента, мы не станем в этом повествовании раскрывать ее истинную личность. Иногда она приводит сюда подозреваемых совершенно неофициально и допрашивает их в моем подвале. Чтобы не слышать ее допросов, я обычно выхожу на кухню нашей компании и на полную мощность включаю зеленый миксер. Затем я угощаю Лолу ее любимым печеньем – сникердудлом в сахаре и корице, и наблюдаю за тем, как она, не жуя, заглатывает одно печенье за другим.

Я осматриваю места преступления, делаю анализы образцов крови, интересуюсь металлургией, сражаюсь с химическими соединениями, провожу исследования, нахожу решения и, как, например, сегодня, сравниваю отпечатки пальцев, если моему лаборанту случается заболеть. В качестве эксперта я участвовала в бесчисленном количестве судебных разбирательств. Мое здание битком набито плоскими Аймаками. Я набираю штат из выпускников Массачусетского технологического института и университета Беркли. Разумеется, я беру только самых лучших. Я также переманиваю лучших ученых из всевозможных мегакорпораций и правительственных учреждений, соблазняя их высокими окладами и низкими ценами на недвижимость. Я также наняла очень хорошего консультанта – бывшего агента ФБР Роджера Лиу. Он старше меня на двадцать пять лет, и, не считая моего мужа, это мой лучший друг во всем мире. Его жена Сандра не позволяет нам окончательно чокнуться, зачитывая нам сценарии комедийных шоу. Она пишет их в том же офисе, который я выделила для Роджера.

Я располагаю инструментами настолько продвинутыми, что НАСА могло бы счесть моих поставщиков инопланетянами. Я разрабатываю еще более продвинутые инструменты, и у меня уже имеется несколько патентов, за лицензионное пользование которыми я бессовестно обдираю те самые мегакорпорации, откуда ко мне переходят видные ученые. У меня собственное здание. Я приобрела его за деньги доверительного фонда, который открыла на мое имя Нана, когда я родилась, и во владение которым я вступила, когда мне исполнился двадцать один год. К этому моменту – к своему двадцатиоднолетию – я уже пять лет, как положила на него глаз. Я попросила маму вмешаться и отвадить все банки и правительственные учреждения – как федеральные, так и данного штата, – желающие заполучить это многокрылое сооружение, окруженное яблоневым садом и бескрайними полями. И карьер в придачу. Мама отлично справилась со своей задачей, убедив моих конкурентов успокоиться и забыть о своих притязаниях.

Я реконструировала и отремонтировала пустую скорлупу этой расположенной посреди благоухающих коровами полей бывшей школы-пансионата с длинным стальным столом и черной духовкой на кухне. В Индиане. Да, той самой. В первом и втором крыле – на третьем этаже – есть пара комнат, которые я превратила в абсолютно одинаковые террариумы. Должна уточнить, что это стоило мне немалых денег. В этих террариумах я выращиваю экзотические ядовитые растения и держу гремучих змей, африканских древесных лягушек и вообще все, что мне попадается в природе и способно «оставить след». Всем этим преимуществам я присвоила название «Дороти» и посвятила обе комнаты Дороти М. Салуччи.

Кто знает, когда-нибудь эти ядовитые преимущества могут мне пригодиться. Например, если меня когда-нибудь попросят помочь раскрыть преступление, совершенное с помощью яда, или что-нибудь в этом роде. Или если кто-то другой, наподобие Доктора, поможет убить трех девушек и двух неродившихся младенцев и бросить их в карьер. Трудно сказать заранее…

Террариумы Дороти М. Салуччи экзотические, полные жизни и силы и очень опасные. Только круглый идиот способен войти в них без специальной защиты.

Карьер давно осушили и засыпали. Группа ландшафтных дизайнеров заполнила пустую емкость камнями, накрыв их восьмифутовым слоем плодородной земли. Я уже много лет ухаживаю за изумительным розарием, со всех сторон окруженным лесом. Среди соблазнительных красных, желтых, ярко-розовых и совершенно особенных черных цветов скрываются острые шипы.

Если вам вздумается прогуляться вокруг моего здания, которое уже давно не белое, а голубое, то чуть пониже небольшого треугольного окна вы увидите табличку с названием моей компании. На ней написано «Корпорация 15/33».

Именно это я и делаю в настоящий момент, прислушиваясь к реву двигателя «ауди» Ванти, мчащегося по грунтовой дороге, и с неудовольствием отмечая, что он едет слишком быстро. Я никогда, даже на долю секунды не выключаю Любовь к Ванти, и поэтому меня постоянно и бесконечно травмирует практически все, что он делает. Я переживаю, что, играя в баскетбол, он может получить сотрясение мозга. Когда его лучший друг перешел в другую школу, меня волновало, найдет ли он новых друзей. Если он отправится гулять с кем-то, кроме меня, и ему случится съесть хот-дог или виноград, или горсть попкорна, или еще какую-нибудь смертельно опасную пищу, сумеет ли кто-нибудь исполнить прием Геймлиха[21], который в нашей семье освоили все до единого, но, несмотря на это, раз в три месяца к нам приходит парамедик, и мы снова и снова отрабатываем необходимые действия. Лишние тренировки повредить нам точно не могут.

Ванти, прихватив рюкзак, выпрыгивает из машины и улыбается мне плотно сжатыми губами. При этом он становится похож на десятилетнего мальчишку, хотя ему уже семнадцать. Мне страшно хочется расцеловать его упругие щеки, чтобы еще раз ощутить губами бархатистую младенческую кожу, которую мои материнские губы никогда не забудут, сколько бы лет ни прошло и сколько бы морщин ни избороздили его лицо.

– Ах, Ванти, мой сладкий малыш, – вырывается у меня.

– Ма, мне семнадцать лет.

– Ну и что, – отвечаю я, переходя к своей привычной деловой манере общения, чтобы предотвратить его ускользание от меня. – Слушай, Хэл заболел, и нам необходимо обработать гору отпечатков пальцев. Мне понадобится твоя помощь. Подготовь, пожалуйста, слайды по университетскому делу. Я до них доберусь только поздно вечером.

– Да, мама, – говорит он, похлопывая меня по плечу и легонько касаясь губами моей щеки, как будто научный анализ серьезных преступлений – это самое незначительное из всех занятий его легкой и беззаботной жизни.

Если бы кто-то из работающих у меня человеческих существ так небрежно отнесся к образцам земли, взятым с места убийства, которое было совершено на территории одного из лучших университетов США, входящего в Лигу Плюща… я подскажу – его название начинается на букву Г, и он расположен в Кембридже, штат Массачусетс… я бы смерила наглеца таким взглядом, что он начал бы дрожать и просить прощения. Но Ванти… Ванти обладает этим уникальным качеством, которое само по себе является преимуществом. И так думаю не только я, и не потому, что я его вечно обо всем переживающая мама. Так считают все, кто его знает. Он покоряет людей подобно харизматичному нарциссу. Взять хотя бы тот случай, когда его друг Фрэнки поехал с нами за покупками. Им тогда было лет десять. Втайне от меня и Ванти Фрэнки прикарманил батончик «Три мушкетера». Когда включилась сирена и нас остановил на парковке охранник, ситуацию взял под контроль именно Ванти, а не я. Терпеливо выслушав крики охранника и плач Фрэнки, выронившего «Мушкетеров» на землю, он поднял батончик, отдал его охраннику и поговорил с копом без тени снисходительности или детской ласковости, но как равный с равным, как носитель сопоставимого с блюстителем порядка интеллекта. На бейдже охранника значилось: Тодд Х.