Вот и всё объяснение. Очень точное. От участника событий. Столько десятилетий прошло, а всё Сталина на нас всех нет…

Страна и мир Кронида Любарского

Он из того же удивительного поколения, что и Жутовский. И тоже битый, мягко говоря. Совершенно иного психологического склада и характера. Строгий, чуть дистанцированный, размягчавшийся от хороших напитков, о которых написал книгу – мы ее публиковали из номера в номер в “Новом времени”. А потом вышла книга о нем под названием “Кронид”. Мы и после его смерти собирались у него в квартире в Замоскворечье, где вдова Галя пыталась поддерживать традиции семьи – с обильными московскими застольями и домашними лекциями. Потом закончилось и это…

Четыре десятка лет тому назад Кронид Любарский вместе с Борисом Хазановым и Борисом Максудовым придумал и начал выпускать публицистический журнал “Страна и мир”, более сорока пяти лет тому назад он инициировал издание бюллетеня “Вести из СССР”, а почти полвека тому назад, находясь в лагере, придумал “праздник” – День политзаключенного (отмечается 30 октября).

Кронид Любарский был прямым человеком. Несгибаемым. Не только в том смысле, что всегда высказывался жестко и сухо, напрямую. Казалось, внутри него – невидимый стержень. Или вечно сжатая пружина. Даже когда он веселился, шутил, путешествовал, выпивал, в близоруких глазах читались жесткость, внимание, постоянная готовность к тому, чтобы отразить чью-то атаку. Оно и понятно: таких атак бывало множество. А он к тому же был зэком.

Непримиримость к несправедливости и неправде стала сутью его характера. Ее чувствовали все: и друзья, и враги. Когда в 1977-м Кронида выпускали из Владимирской тюрьмы, дежурный офицер его напутствовал: “С вами, Любарский, я не прощаюсь”. Хорошо хоть не “А вас я попрошу остаться”.

Исход из СССР

В 1992 году Кронид Любарский занял кабинет первого заместителя главного редактора журнала “Новое время” – окнами, что характерно, на торец Минпечати. И с журнальным столиком, о который вечно ударялись коленями его предшественники. Незадолго до этого ему вернули российское гражданство. Причем в соответствии с нормами, принятия которых он добивался еще во времена Верховного Совета СССР: вернуть гражданство всем тем, кто был незаконно его лишен. А в 1991-м, по магическому движению судьбы, он оказался с женой Галиной Саловой в Москве ровно накануне путча. Погружение в российскую действительность прошло самым что ни на есть шоковым образом. Впрочем, еще в конце 1970-х в статье о своем лагерном опыте Кронид фактически предсказал развал Союза: “Лагерь четко демонстрирует, что в Советском Союзе сидят в первую очередь за национализм… Без ликвидации имперского характера Союза бессмысленно говорить о либерализации режима”.

В “Новое время” Любарский пришел из мюнхенского журнала “Страна и мир”. В этом виделась метафора: из замечательного издания, названного в честь работы Андрея Сахарова, которое выполнило свою миссию, – в новые времена. В которых, впрочем, у Кронида оказалось не меньше работы, чем во времена старые: он считал, что права человека с исчезновением Союза продолжали нарушаться, просто изменился сам характер нарушений. “Приходится говорить не о «нарушениях прав человека», а о настоящем геноциде”. Любарский имел в виду Карабах, Осетию, потом – Чечню. Но даже в 1992 году в “Списке политзаключенных”, который он педантично издавал вместе с информационным изданием “Вести из СССР” (утрачивавшим свое значение в связи с распадом источника “вестей”), значились двести человек: “пересидчики”, не подпавшие под реабилитацию; сидящие за отказ от службы в армии по убеждению; сидящие в республиках бывшего Союза, особенно на тот момент – в Грузии.

Программа действий

Мордовские лагеря и Владимирская тюрьма – пять лет, строго по приговору. Девять месяцев административного надзора в 1977 году в Тарусе – с бесконечными проверками, провокациями, невозможностью найти работу. Угроза трех новых уголовных дел и второго срока, на этот раз десятилетнего. Итог – вынужденная эмиграция тогда же, в 1977-м.

В Тарусе у Кронида изъяли два листка со списком политзэков, которым нужно послать бандероли и посылки, и адресами семей политзаключенных, нуждавшихся в материальной помощи. Как отмечалось в “Хронике текущих событий”, капитан госбезопасности Подушинский высказался на этот счет так: “Это целая программа действий, причем действий преступных. Это программа консолидации антисоветских элементов”. И уже в 1978-м талантливый астрофизик Любарский, отказавшись от работы в Аризонской обсерватории, начал выпускать в Мюнхене “Информационный бюллетень” (к нему прилагался обновлявшийся “Список политзаключенных СССР”), который потом был назван “Вестями из СССР”. По сути дела, те же листки, которые у него были обнаружены в Тарусе, только исполненные типографским способом. Если называть вещи своими именами, это была фанатичная подвижническая деятельность.

Кронид печатал каждый новый номер на машинке, а впоследствии на “Макинтоше” – привязанность к “эппловской” продукции Любарские сохранили на всю жизнь. Материалы отправлялись в Брюссель графу Энтони де Меусу, издателю “Cahiers du samizdat” (“Тетрадей самиздата”), который бесплатно печатал бюллетень в типографии, а старушки из дома для русских престарелых заклеивали конверты с выпусками “Вестей”, работая тем самым на ниве восстановления демократии на их исторической родине.

Крупнейший самиздатчик

Выпуская бюллетень, а затем журнал и даже книги, Кронид Любарский занимался, в сущности, привычным делом. Он был одним из самых крупных самиздатчиков своего времени. (Во время ареста у него было изъято более шестисот самиздатских изданий – и это было не все, что он хранил и распространял.) Работая по астрофизической специальности над статьями, учебниками, переводами, изучая планету Марс в закрытом городке ученых Черноголовке, Кронид не участвовал в собственно диссидентских акциях. Он тайно изготавливал и распространял самиздат. И считал это чрезвычайно важным. Политическое объяснение можно найти в одном из писем из лагеря жене: “У интеллигенции не должно быть политических амбиций, направленных на утверждение власти. Ее социальная функция (великая историческая миссия) состоит в создании в сложном современном обществе эффективного и быстродействующего механизма отрицательной обратной связи, без чего невозможен гомеостаз”. Самиздат был частью такого механизма.

Дело Кронида Любарского о распространении материалов, содержавших антисоветские клеветнические измышления в целях подрыва и ослабления советской власти, слушалось в октябре 1972 года в Ногинске на выездной сессии Московского областного суда. Понятно, что пытались судить подальше от Москвы, чтобы не слишком сильно резонировало. По воспоминаниям Андрея Сахарова, суд – “формально открытый – шел под замком!”. Причем в буквальном смысле – амбарным.

Но самым удивительным во всем процессе было последнее слово Кронида Любарского. Сухой и логичный ум выпускника