Гитлер, с одной стороны, продолжал верить своей интуиции, говорившей ему, что Америка – это слабая, раздираемая классовыми противоречиями страна, которая, понимая превосходство Германии, ни за что не решится вступить в войну, а с другой – вынужден был считаться с реальностью, отраженной в докладах посольства из Вашингтона. Эта реальность заставляла фюрера против его воли принимать Америку в свои расчеты. Решение этой дилеммы было типичным для Гитлера. Он спрятался от угрозы полномасштабной морской войны с англосаксонскими странами в умиротворяющие перспективы операции «Барбаросса», в успехе которой не сомневался. Это позволило ему с презрением отвергнуть предложения Рузвельта, поскольку даже дипломаты сомневались в том, что американские вооруженные силы смогут решиться на вторжение на Европейский континент. Здесь, в своей европейской крепости, фюрер чувствовал себя уверенно и считал, что находится в безопасности. Никакие морские или другие сложные проблемы здесь его не тревожили. Однако пока русский вопрос не был решен, надо было проводить какую-то политику в отношении США. Эту задачу он предоставил решать своему флоту (проблем которого совсем не понимал) и японцам (положение которых не мог правильно оценить).

В Атлантике бремя отношений с Америкой упало на плечи немецких военных моряков. На фоне разрушенных морских традиций и относительного безразличия Гитлера к нуждам флота, приведшего к тому, что флот не был готов к войне, а кроме того, считался второстепенным родом войск по сравнению с армией и авиацией, фюрер не позволял своим адмиралам проводить операции, которые могли бы спровоцировать Америку на ответные боевые действия и оторвать его от карт Украины. Просьбы немецких адмиралов разрешить им нарушить поставки американских грузов, сплошным потоком шедшие через Атлантику, Гитлер пропускал мимо ушей. Требования разрешить флоту применять закон о призах и проводить открытые военные операции в американской зоне безопасности безоговорочно отвергались. Проводя совершенно не свойственную ему политику сдержанности, фюрер проявлял непоследовательность – ведь он сам не раз с презрением отзывался о военной мощи Америки. Все это демонстрировало, какая опасность таилась в его увлеченности операцией «Барбаросса», которая не позволяла ему сосредоточиться на чем-нибудь другом. Ибо битва за Атлантику, которую Гитлер считал простой операцией сдерживания, не имеющей никакого отношения к проблемам, которые надо было решать немедленно, вскоре превратилась в решающее сражение всей войны.

В Тихом океане инструментом воздействия на Америку для Гитлера стали японцы. Однако еще в самом начале своей карьеры он заявил о том, что Германия не имеет на Дальнем Востоке никаких интересов, поэтому отношения между Германией и Японией не имели прочного основания. Антикоминтерновский пакт и немецкое предвоенное давление на Японию с целью заключения союза были направлены на осуществление континентальных амбиций Германии. По мере того как продолжалась англо-немецкая война, а американская помощь Британии все увеличивалась, Гитлер снова обратил свои взоры на Тихий океан, поскольку даже посольство в Вашингтоне отмечало, что американцы боятся войны на два фронта. Гитлер делал все для заключения договора стран оси, надеясь запугать этим Рузвельта. И снова интуиция, которая сослужила такую хорошую службу в Европе, на незнакомой территории его жестоко подвела. Для Японии отношения с США имели непосредственное экономическое и стратегическое значение. Для Гитлера же Америка была досадной помехой, которую надо было устранить. Японии нужны были твердые гарантии, но она также понимала, что с американцами надо вести себя очень осторожно. Фюрер не желал связывать Германию никакими обязательствами на Дальнем Востоке, а Япония нужна была ему для того, чтобы служить постоянной угрозой для «слабой, разделенной на враждующие классы Америки». Поэтому Японии было велено блокировать американские военные поставки в Россию и быстро продвигаться на юг, хотя в Берлине прекрасно понимали, что это почти наверняка вызовет ответные военные действия со стороны Соединенных Штатов. Японцам постоянно внушалось, что Америка слаба и потому Япония не должна ни в чем ей уступать, а еще лучше – вообще разорвать всяческие отношения с ней. В конце концов все препятствия для начала японо-американской войны были устранены, и Германия заверила свою союзницу, что ей будет оказана всемерная поддержка даже в том случае, если первый удар нанесут сами японцы.

Гитлер, очевидно, не замечал противоречий между осторожной линией, проводимой им в Атлантике, и совершенно безрассудной политикой, осуществляемой в Тихоокеанском регионе, и потому его действия отличались непоследовательностью, от которой он не мог избавиться. Вне всякого сомнения, эта непоследовательность была порождена вмешательством непредвиденного фактора, нарушившего все расчеты Гитлера с его идеей фикс. Однако в поступках Гитлера была и определенная логика. Американский фактор был порожден британским сопротивлением, но Гитлер надеялся, что разгром России позволит ему одним махом решить все свои проблемы, поэтому с его стороны было вполне разумно соотносить меры, применяемые по отношению к американской угрозе, которую он считал второстепенной, с тем воздействием, которое эти меры могли оказать на ход операции «Барбаросса».

Соединенные Штаты можно было сдерживать в Атлантике или в Тихом океане. С Атлантикой, как представлялось фюреру, Восточная кампания не имела никакой связи. Поэтому не было никакого смысла дразнить здесь американцев, стремясь одержать победу на второстепенном участке фронта. Зато в Тихом океане, в районе, затрагивающем интересы безопасности СССР на Дальнем Востоке, можно было добиться гораздо большего. Здесь Гитлер мог одновременно ослабить Британию, связав американский флот боевыми действиями, и в особенности в тот период, когда наступление на Восточном фронте захлебнулось, добиться того, чтобы русские войска были переброшены с германского фронта на Дальний Восток. Более того, на Тихом океане можно было воевать чужими руками. А ради этого можно было пойти на риск.

Но, хотя все эти рассуждения были весьма разумными и могли стать основой для разработки политики в отношении США, свидетельств того, что у фюрера имелась общая стратегия борьбы с этой страной, нет. Вряд ли Гитлер решился бы уделить много времени изучению ситуации, которой, как подсказывали ему интуиция и достоверная, на его взгляд, информация, вообще не стоило заниматься. Поэтому неудивительно, как мы узнали из предыдущей главы, что у Германии не было никакого плана нападения на США. Не было никаких планов и захвата Америки на тот случай, если бы война в Европе закончилась победой Германии. Так противоречия между неуверенной политикой в Атлантике и безрассудной политикой в Тихом океане, а также отсутствие стратегического плана борьбы с Америкой до момента ее вступления в войну или после победы Германии в Европе, если бы, конечно, история позволила фюреру добиться такой победы, весьма четко характеризуют политическую и военную ограниченность мышления Гитлера. Эти противоречия свидетельствуют также и о его неспособности воспринимать войну как стратегическое целое – на Востоке и на Западе, на суше и на море, в Европе и за ее пределами, – его неумение решать одновременно текущие военные проблемы и думать о более широком конфликте, который неизбежно надвигался и в значительной степени был продуктом его собственной политики и его неспособности отбросить навязчивые идеи при столкновении с суровой реальностью.