Амалия сосредоточенно нахмурилась, изучая карту местности, потом протянула руку и решительно выдрала ее из увесистого тома.

– Похоже, что из Монтобана до него будет легче добраться, чем из Тулузы… Значит, едем до Монтобана. – Она оглянулась на Готье. – Вы с нами?

– Да, конечно.

От Амалии не укрылось, что, отвечая, он отвернулся. Вообще в последнее время он как-то странно вел себя, и невольно Амалия насторожилась, почуяв неладное.

– Анри, – спросила она напрямик, – в чем дело?

– Ни в чем, – ответил инспектор. Он поколебался, а потом признался: – Просто все очень… странно. Я подозревал вас в том, что вы убили моего отца, а теперь вы и я… – Он замялся. – Не говоря уже об Алене, с которым мы теперь действуем сообща.

– В жизни всякое случается, – сказала Амалия, пожимая плечами.

– Но я не привык, чтобы «всякое» случалось именно со мной, – отозвался Анри и вздохнул. – Ладно… Пойду в префектуру и попрошу у них неделю отпуска.

– А вам не откажут? – встревожилась Амалия.

Инспектор улыбнулся:

– Вряд ли. Все-таки я один из лучших сотрудников. Мне удалось раскрыть больше краж, чем остальным. Единственное, чего я до сих пор не знаю, так это того, кто убил моего отца.

– Вы очень переживаете? – спросила Амалия. Готье кивнул. – Не терзайте себя, Анри. Рано или поздно, я уверена, вы найдете убийцу. Да и потом, вряд ли графа де Монталамбера можно назвать вашим отцом. Он ведь даже не знал о вашем существовании, и ему не было до вас никакого дела.

Анри грустно улыбнулся.

– Все так, но я-то знал о его существовании… Ладно, что-то я разговорился. Пора в префектуру.

Он удалился. Скарамуш зевнул и улегся на ковер возле ног Амалии. Бока его равномерно раздувались и опадали – пес задремал. Тростинка принес расписание поездов, и Амалия по своему обыкновению тщательно изучила его. Потом Венсан с Аленом, пыхтя, приволокли какой-то ящик, внутри которого оказалось множество пистолетов, патронов к ним, ружей и ножей. Амалия, увидев арсенал, только неодобрительно вздохнула.

– Господа, мы все-таки не собираемся отвоевывать обратно Эльзас и Лотарингию… Ружья не берите – мы поедем в поезде, и они привлекут к нам лишнее внимание. По два пистолета на человека более чем достаточно, только не забудьте патроны. Садимся на поезд, который уходит в 8.40 вечера, так что поторопитесь, пожалуйста. У нас не так уж много времени.

Сама Амалия тоже снарядилась на совесть и захватила с собой довольно объемистый саквояж, содержимое которого сильно удивило бы любого стража порядка, если бы ему представился случай заглянуть внутрь. В шесть часов к Амалии явился Иннокентий Добраницкий и довел до ее сведения, что его сиятельство граф Шереметев не находит себе места. Где письма императора? И вообще, что, собственно говоря, происходит? Баронесса куда-то уезжает? Зачем?

– Передайте его сиятельству, что я еду вызволять письма его величества, – сказала Амалия. – Кстати, вы любите собак?

Оказалось, что Добраницкий их обожает, и Амалия с легкой душой поручила ему заботиться о Скарамуше, пока не вернется.

– Когда мне ждать вас? – спросил окончательно сбитый с толку чиновник.

– Через четыре дня, – ответила Амалия, немного поразмыслив.

Забегая вперед, скажем: ей удалось уложиться в срок, хотя и пришлось предпринять для этого нешуточные усилия.

Поезд медленно катился сквозь ночь. В спальном вагоне переговаривались двое пассажиров.

– Вот ты, Франсуа, – говорил Ален, – что сделаешь со своей долей?

Мошенник немного подумал.

– Ну, я, наверное, продам свою долю, вложу деньги в ценные бумаги и заживу как честный рантье. Цветы буду выращивать, – прибавил он мечтательно.

Ален, который лежал, подперев рукой щеку, взглянул на него с недоверием.

– Цветы? А почему именно цветы?

– Они гораздо лучше людей, – объяснил Франсуа. – Красивые и пахнут приятно. А ты что будешь делать со своей долей?

– Не знаю, там увидим, – протянул Ален и повернул голову к двери. – Знаешь, меня беспокоит, что она едет с ним в одном купе.

Амалия взяла три купе: в первом поместилась сама с Готье, другое заняли Венсан с Тростинкой, а третье досталось принцу воров и Франсуа.

– Ну, за нее-то ты можешь не беспокоиться, – жизнерадостно заявил Франсуа.

Тут же, уразумев, что он сказал, молодой человек прикусил язык, но было уже поздно. Ален угрюмо покосился на него и покачал головой.

– Не нравится мне этот Готье, – буркнул он. – И никогда не нравился. – Он помолчал, а потом в сердцах спросил: – И что только она в нем нашла?

Франсуа не ответил, и, взглянув на него, Ален заметил, что вор чрезвычайно сосредоточенно прислушивается к тому, что происходит в коридоре.

– Что там? – шепотом спросил принц воров.

– Не знаю, – так же шепотом ответил Франсуа. – Но вроде какой-то шум.

Ален свесил ноги на пол и нашарил за пазухой рукоятку пистолета. Амалия еще на вокзале велела всем своим сообщникам держаться начеку, но и без ее предупреждения они сами понимали необходимость чрезвычайной осторожности. Франсуа тихонько подошел к двери.

– Ну так я пойду погляжу? – спросил он, сглотнув.

– Иди, я тебя прикрою, – отозвался Ален и вытащил пистолет.

Франсуа осторожно повернул ручку двери и высунулся в коридор. Увиденное там привело его в такой ужас, что он издал дикий вопль и метнулся обратно в купе.

– Что случилось? – вне себя выкрикнул Ален.

– Маска! – заверещал Франсуа, не помня себя от страха. – Клянусь, это он!

Услышав его слова, Ален стиснул покрепче пистолет и, оттолкнув Франсуа, выскочил в коридор.

Франсуа в ужасе съежился, ожидая, что с минуты на минуту в коридоре спального вагона начнется перестрелка, которая, может статься, положит конец и его, Франсуа, молодой жизни. Но секунды шли, а ничего не происходило, только где-то рядом гудели сердитые голоса.

Немного осмелев, Франсуа таки сумел превозмочь свой страх и высунулся в коридор. Происходящее в нем оказало на мошенника самое странное впечатление. Ален, опустив пистолет, о чем-то объяснялся со старшим кондуктором, не обращая ни малейшего внимания на супостата в маске, который жался к окну, жалобно причитая на неизвестном языке. Неподалеку от него Амалия, смеясь, говорила о чем-то с Анри, Венсаном и Тростинкой, причем Венсан держал за спиной увесистый лом.

Не понимая, что, собственно, происходит, Франсуа все же догадался пристальнее взглянуть на мерзавца в маске и только тут уразумел, что это была старая, страхолюдная, тощая дама в необыкновенно уродливом халате. В ее волосах торчали папильотки, а лицо было вымазано какой-то темной кашей, которую Франсуа в потемках и принял за маску.