Облизываю пересохшие губы и фокусирую взгляд на мужчине.

— Где я?

Незнакомая обстановка удручает. Испуг пока еще не слишком воцарился в душе. Но легкое беспокойство уже будоражит сознание. Сумею ли я сбежать отсюда? Насколько хорошо меня будет охранять бывший опекун, и удастся ли Сиварду меня найти?

Глаза снова пробегают по странному помещению. Оно смутно мне что-то напоминает, хотя уверена, я никогда здесь не была.

Волнение усиливается.

Осторожно, придерживаясь рукой за обшитую деревянными панелями стену, сажусь на узкой твердой койке.

— На моем корабле, милая. Через несколько часов мы отплываем, — говорит Каор.

Довольная улыбка расплывается по ненавистному лицу.

Встряхиваю головой. Мне кажется, что я ослышалась. Не может такого быть! Просто не может. Но необычное окно, деревянные стены, покачивание… Каор не врет. И мое сердце камнем ухает низ. В груди словно разрастается сосущая гулкая пустота.

Моя реакция бывшего опекуна откровенно забавляет.

— О, не стоит беспокоиться, дорогая Касси, — сладенько улыбается он. — Нас всего лишь год не будет в Адельмире. Он пролетит незаметно, поверь. Надеюсь, год, — хищно добавляет в конце, неприкрыто издеваясь. — Все зависит от того, как быстро ты сможешь подарить мне наследника. Мы же не хотим, чтобы наш любимый король Олеальд снова разорвал брак, правда?

Нервно сглатываю и снова быстро осматриваюсь вокруг, словно пытаюсь найти подтверждение, что это все неправда, хотя сама понимаю беспочвенность своих надежд. Но мозг цепляется за эту хрупкую веру, словно за последний оплот. Я ничего не могу с этим поделать, иначе просто сойду с ума от отчаяния. Как только корабль покинет территориальные воды Адельмиры, никто не сможет мне помочь. Даже сам король.

— Кто тебе помог пробраться в Отгриф? — внезапно спрашиваю.

Злость на предателя не покидает. Разгорается с новой силой. Ведь если б не подлая крыса среди моих верных людей, у Эзерта Каора не было бы ни малейшего шанса меня похитить.

— Кто мне помог Касси? Не догадываешься? Серьезно? — кривится в улыбке.

Хмуро смотрю. Неужели, не очевидно? Если б догадывалась, не спрашивала. Мне даже задумываться об этом физически больно. Подозревать людей, к которым прикипела всем сердцем, которых считаю семьей, кажется кощунством. А тем более, если обнаружиться, что человек, на которого грешила, окажется невиновен. Поэтому предпочитаю даже не строить догадки.

— Кас, мне помогла ты! — самодовольно ухмыляется.

— Я! — удивленно округляю глаза. — Вы бредите!

— Неужели? — вздергивает бровь.

Мне так хочется стереть эту гадкую ухмылку, это самодовольство с его лица. Он действительно считает, что я поверю в его бредовые фантазии?

— Эта шутка совершенно не смешна! — возмущенно фыркаю и складываю руки на груди. — Я не желала вам помогать. Не хотела этого. И, более того, не делала. Вы несете чушь!

Пора поставить его на место. Может это отрезвит бывшего опекуна, и он отпустит меня восвояси. Разве ему самому не претит жить с женщиной, которой он неприятен?

Каор мрачнеет.

— Как же не хотела? Если не хотела, давно бы изменила руну на входе в тайный туннель, — склоняется ко мне. — Удалила бы мою кровь. Я не смог бы зайти. Но ты… этого не сделала.… А значит… хотела, чтобы я мог зайти к тебе в любой момент… Ведь так?

Отчаянно мотаю головой.

— Нет… Нет… не так…

Откуда мне было знать об этом ходе. Память Кассии ничего не говорила. Не подсказывала. Я все забыла. Даже то, что этот гад воспользовался невинной молоденькой девушкой и ее доверчивостью.

Одно радует, среди домочадцев предателей все же не было. Каор самостоятельно пробирался когда ему вздумается и шпионил, гад. Ведь я в отличие от него и половины тайных закутков и ходов Отгрифа не знаю.

Становится противно и мерзко. Кто его знает, за чем еще это больной наблюдал…

— Ох, Касси-Касси, зачем притворяться… Теперь ты можешь быть собой.

Он протягивает руку, гладит меня по щеке. Я невольно вжимаю голову в плечи и зажмуриваюсь.

— Это ведь ты мне показала потайной ход, руну, открывающую двери… Мы договорились, что это будет нашей маленькой тайной…

Меня начинает подташнивать. Каор настоящее безумное чудовище. Не могу на него смотреть, буквально не могу, передергивает всю от омерзения.

— А раз ты ничего не изменила, то значит, хотела меня видеть, хотела, чтоб я им пользовался, приходил к тебе, следил за тобой… Да, Кас? Смотрел на тебя…

— Нет… — испуганно хриплю…

— Да, моя стеснительная малышка. Будь же откровенна с собой…

— Я откровенна. Этот бред у вас в голове. Не более!

Но он будто меня не слышит, слова пролетают мимо его сознания, не затрагивая остатки разума.

Кидаю взгляд на окно, иллюминатор, или как оно на корабле называется. Сквозь стекла пробиваются лучи рассветного солнца. Сколько же я провалялась в беспамятстве. Час? Два? Кажется гораздо больше. Последний шанс сбежать, пока мы недалеко от берега. Удастся ли? Корабль, видимо, ждет отлива, и осталось совсем чуть-чуть.

— Вынужден тебя оставить на некоторое время, милая, — с сожалением говорит Каор. — Не скучай.

И внезапно подается ко мне. В какой-то момент кажется, что он поцелует. Липкий комок подкатывает к горлу. Но к счастью бывший опекун меняет решение и лишь проводит ладонью по щеке. Хотя и этого жеста достаточно, чтобы вызвать тошноту.

Как только дверь за Каором закрывается, вскакиваю с лежанки и бросаюсь к окну. Бескрайние водные просторы, окрашенные бледно-розовыми рассветными лучами, повергают в уныние. На фоне безграничного Ренийского моря чувство полной беспомощности становится глубже и ощутимее.

Прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Я должна найти выход. Просто должна.

Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. Взываю к спасительной силе источника, стараюсь нащупать знакомые ощущение и с ужасом понимаю, что вместо привычного тепла под ложечкой сосущая пустота.

Прижимаю руку к животу, снова и снова зову источник и не слышу ответа. Тело будто в ознобе дрожит, кидает в холодный пот. Мысли мечутся от одной теории к другой. Возможно это последствия колдовства Каора, может мне просто нужно отдохнуть, прилечь? А через часик, второй все восстановится?

Но я все равно боюсь. И чувствую себя испуганной и незащищенной. Будто потеряла часть себя, что-то важное, ценное.

На глаза наворачиваются слезы. Едва переставляю ноги и медленно топаю к узкой койке, на которой тут же сворачиваюсь клубочком, подтягивая ноги к животу. Будто стараюсь чем-то заполнить пустоту внутри, сделаться как можно меньше, незаметнее. Без жара источника становится холодно и темно, хотя на улице уже позднее и довольно-таки теплое и ясное утро.

— Где же ты, Сивард? Теперь только на тебя надежда, — мысленно говорю и