– Вписал? – поинтересовался Геннадий.

– Как же! – желчно хмыкнул писарь. – А в дубликат, который у квестора хранится, кто ему впишет? Квестор? За двадцать динариев?

– И что ты ему сказал?

– Да это и сказал.

– А он?

Писарь фыркнул:

– Говорит, я – жадная скотина. И больше пяти динариев он мне все равно не даст. Будет так фалар носить. Без записи.

– Понятно, – улыбнулся Черепанов. – У меня к тебе просьба, уважаемый: если кто-то из моих заявится к тебе с подобным предложением, дай мне знать. А я уж его сам… награжу. Слушай, а что это за наградной фонд такой? – Черепанов ткнул пальцем в строку на табличке.

– А, этот… Этого ты лучше не касайся, кентурион. Это дело особое…

– И все-таки?

Писарь мялся некоторое время, но Черепанов был мужик упорный. Дожал. Оказалось, что в каждом легионе существует особый поощрительный «мирный» фонд для отличившихся солдат.

В основном им распоряжаются легат и старший кентурион, но некоторые фиксированные суммы ежемесячно передаются и первым кентурионам когорт. В данном случае – Квинту Пондусу.

И, как явствовало из документа, уже два года благополучно распределяются вышеупомянутым Квинтом Пондусом между солдатами его собственной кентурии.

– Не лезь в это дело, – дружески посоветовал Черепанову писарь. – Я точно знаю, что фонд этот Тит Квинтус в собственный кошель кладет. Ты с ним поосторожней – опасный человек.

– Спасибо за предупреждение, – сказал подполковник и пристально посмотрел на писаря. – Спасибо. Но учти, уважаемый, я тоже опасный человек. Особенно если кто-то обижает моих людей, лишая их заслуженной награды.

– Твои люди, уж прости меня, кентурион, кал собачий, – проговорил либрарий. – Последняя кентурия. Кто станет с ними считаться?

– Они были последними, – уточнил Черепанов. – Пока не были моими. А тот, кто не считается со мной, рискует вообще разучиться считать.

– Ну да, – пробормотал писарь. – Примерно так о тебе и говорят. Но сдается мне, ты – шкатулка с двойным дном.

Черепанов многозначительно улыбнулся.

– У меня тут кувшинчик с кесарийским винишком завалялся, – сказал писарь. – День сегодня какой-то прохладный…

Расстались они намного теплее, чем встретились, тщедушный писарь и мускулистый кентурион. И оба – в полной уверенности, что могут, если что, друг на друга рассчитывать. Что, собственно, Черепанову и требовалось. А с первым кентурионом он очень скоро получил возможность поговорить начистоту.

– Что расселись, бездельники! А ну работать! Вы не в Сенате, чтобы жопы отращивать!

Черепановская кентурия нехотя начала подниматься на ноги, стаскивать чехлы со щитов.

– Сидеть, – негромко, но внятно скомандовал Черепанов. – Отдых еще полчаса. Опцион, ты знаешь, что делать.

Легионеры облегченно поплюхались на жухлую траву. Сказано же: выполняется последний приказ. Пусть кентурионы между собой и разбираются.

Первый кентурион когорты Тит Квинтус Пондус, прищурившись и поигрывая дубинкой, разглядывал своего подчиненного, осмелившегося возражать.

Черепанов выпрямился и четко произнес:

– Кентурион первый гастат Геннадий Череп! Вверенная мне шестая кентурия отдыхает согласно составленному распорядку.

– Это какому еще, пожри вас Орк, распорядку? – осведомился первый кентурион.

– Составленному мной для специальной подготовки кентурии. Одобренному лично примипил-кентурионом Сервием Ферратом.

– Что?!

Черепанов шагнул вперед, оказавшись рядом с толстяком-кентурионом.

– Пондус, – шепотом произнес он. – Давай не будем при солдатах, а?

– Отойдем, – согласился Тит Квинтус. Но тон его ничего хорошего не сулил.

– Ну! – процедил первый кентурион, когда они оказались шагах в ста, за линией соломенных мишеней. – Что еще за хренов распорядок?

– Одобренный Железным, – с нажимом произнес Черепанов.

Он не врал. Неделю назад он был у старшего кентуриона. Принес собственный план занятий. Раз уж римская армия насквозь бюрократична, значит, не худо и бывшему подполковнику вспомнить армейское прошлое.

– Это что? – брезгливо спросил старший кентурион, уставившись на восковые таблички.

Черепанов объяснил.

– И что ты хочешь? – еще брезгливее спросил Феррат, у которого болела голова после вчерашней пьянки.

– Чтобы ты прочел и утвердил.

– Делать мне больше нечего, – буркнул старший кентурион. – Твоя кентурия – делай, что хочешь. Я тебе доверяю.

И вдавил в воск печатку перстня.

Любого другого Феррат просто послал бы, но Черепанов был другом Плавта, и старший кентурион выделял его.

– Я работаю со своей кентурией, как считаю нужным, Пондус, – сказал Геннадий. – Не мешай, пожалуйста. Если что – спрос с меня будет.

– Будет, – посулил толстяк, – не сомневайся.

– Но это еще не все, господин первый кентурион, – произнес Геннадий.

– Что еще?

– Еще мне нужны средства на поощрение отличившихся.

– Двойная миска каши – достаточно.

Черепанов покачал головой.

– Казначей легиона выделяет для поощрений три тысячи. На нашу когорту. Доля каждой кентурии таким образом составляет пять сотен.

– Это кто же тебя так хорошо считать научил? – ощерился Пондус.

– Неважно. Важно, что я действительно хорошо считаю, – с нажимом произнес Геннадий. – Триста динариев я считаю достаточным.

– Не слишком ли ты раскатал губу, первый гастат? – процедил Тит Квинтус.

Черепанов усмехнулся. Молча. Одними губами.

– Ты мне угрожаешь?

Геннадий усмехнулся еще шире. Но глаза его остались такими же холодными.

– Откуда ты узнал, сожри тебя вороны?

– Узнал, – сказал Черепанов. – И не только это.

Некоторое время оба молчали. Толстяк размышлял. Жалко ему было денег, ежику понятно. Опять же, одному дашь – другие узнают. И тоже захотят.

– Сто, – наконец произнес Пондус. – Сотни хватит.

– Триста, – отрезал Черепанов. – Ты – мой командир, Пондус. Пока. Но это скоро изменится, можешь не сомневаться. Запомни: со мной не торгуются. Со мной дружат. Со мной хорошо дружить, Пондус. Подумай. Ты ведь не дурак. Неужели первый кентурион когорты – это предел твоих мечтаний?