И она поднялась с дивана, но, к моему удивлению, не спешила включить в квартире свет, несмотря на то, что с каждой минутой становилось все темнее и темнее. Из ниши между кухней и ванной, предназначенной для хранения веников и швабры, тянуло прохладой, наполняющей две комнаты, уже утонувшие в вечернем мраке. Когда я проследовал за Дори в материнскую спальню, то заметил, что стеклянные бокалы, с которых исчезла мыльная пена, сияли на белом мраморе, испуская красно-рубиновые лучи. Окошко над мойкой для посуды было устроено в стене так, что улавливало полностью лучи заходящего солнца. Я хотел привлечь ее внимание к своему маленькому открытию, но она уже стояла рядом с двуспальной кроватью матери с красным покрывалом и пухлыми подушками в цветастых наволочках, дверцы двух пустых шкафов были настежь открыты, чтобы показать мне, сколько места имелось в моем распоряжении. Затем она как-то покорно открыла дверцы еще двух шкафов, забитых до отказа. В одном из них я разглядел ряд вешалок с костюмами серого цвета. Все как на подбор, одного фасона. Я, стоя перед другим, оказался, как это бывает в уже виденном сне, перед пирамидой из белых обувных коробок, в которых, без сомнения, хранилась не только обувь, но и все что угодно.

— Ну, здесь достаточно места, — произнес я, стоя за ее широкой спиной. Сказал, чтобы ее успокоить.

— Не волнуйтесь, мы все здесь очистим и уберем. Дайте нам только время перевести дух, — ответила она внезапно охрипшим голосом, снова с подозрением глядя на меня враждебным взглядом, который, вместо того чтобы охладить меня, распалил настолько, что мой пенис набух и зашевелился. Если бы только я мог поговорить с ней сейчас о каких-либо событиях, связанных с Индией, промелькнуло у меня в голове, я сумел бы разрядить атмосферу. Но вожделение, бурлившее во мне, полностью меня парализовало. Только сейчас я понял, что сумрак, царивший в квартире, был для нее весьма выигрышен. Ибо он позволял скрыть от меня и складки у нее на шее, и морщинки возле глаз и даже небольшой животик, который она тут же подтянула. Здесь, со мною рядом, находилась зрелая, соблазнительная женщина. «Может быть, она и хотела соблазнить меня?» — спросил я сам себя, когда увидел, что она двинулась по направлению к гостиной, в которой новый поток света, прорвавшийся сквозь лохмотья перистых облаков, вступил в последнюю схватку с темнотой.

— А сейчас мы поговорим об условиях ренты. — Она вздохнула и тяжело опустилась на диван, скрестив свои длинные ноги, в то время как продолжающаяся битва света с тьмой рисовала золотые арабески на ее чулках.

«Пока что единственное мое достижение от влюбленности в эту женщину, — думал я тревожно про себя, — это возможность не только обрести новую домовладелицу, но и плата повышенной аренды».

Неожиданно и без подготовки, она спросила меня, что я думаю по поводу оплаты. Я сумел лишь рассмеяться.

— Я? Что я думаю? Я не имею ни малейшего представления. Но вы не беспокойтесь, я готов, ведь вы же предупреждали меня, что платить мне придется больше, чем я плачу теперь.

— Верно, — она удовлетворенно улыбнулась. — Я вас предупреждала. Пусть даже я забыла подробности.

Я назвал ей сумму. Она вспомнила. Выглядела при этом она слегка разочарованно. Затем она задумалась, лицо ее то пропадало, то появлялось из сумерек, которые наплывали из спальни, с тем чтобы еще более сгуститься в гостиной. — Если мы добавим десять процентов к тому, что вы платите сейчас — так будет честно? — Она спросила меня обычным своим, чистым и звучным голосом, в котором самомнение казалось естественным. — Я чувствую себя виноватой… ведь вы ничего не получили за то путешествие в Индию…

— Я все получил, — протестующее заявил я не без горечи, и в то же время с чувством удовлетворения, поскольку готов был к гораздо более высокой цене за аренду. — Я получил само путешествие. Я познакомился с вашей семьей. А теперь еще эта квартира… И вы, — добавил я мягко после паузы, — и вас… в качестве моей квартирной хозяйки.

Она ничего не ответила, вновь уйдя под защиту сумерек, которая окутывала нас, — не без усилий с ее стороны, создав смущавшую нас атмосферу, подобную этой. Я совершенно не понимал, что я должен делать, — разве что дать ей и дальше углубляться в ее собственную душу, что выглядело бы как своего рода предупреждение, исходящее от меня, — таким же, каким было ее предупреждение, связанное с решением повысить мою арендную плату всего на десять процентов; здесь был намек. Я не отважился проявить свои чувства более определенно, я только понимал, что тишина, заполнившая комнату, потихоньку размывала напряжение, проистекавшее из того факта, что она была младше моей матери всего на девять лет и на десять лет младше моего отца, при том что дочь ее была всего четырьмя годами моложе меня, все это вдруг перестало иметь хоть какое-то значение.

«Может быть, именно это имело своим истоком „Краткую историю времени“», — подумал я, когда она поднялась, направившись в кухню, чтобы включить свет, косвенным образом осветив и гостиную. Не глядя на меня и без тени улыбки, она оповестила меня, что завтра или послезавтра она подготовит стандартный договор о сдаче в наем в своей конторе, после чего занесла в маленький блокнот номер моего удостоверения личности и попросила меня проставить подписи родителей на гарантийных обязательствах, после чего мы договорились, что я позвоню ей завтра или послезавтра, чтобы уточнить окончательную дату подписания контракта и получить в руки ключи. Кроме того она пообещала, что женщина, приходившая убирать квартиру, сделает это специально для меня.

— А вы случайно не помните, где расположен вентиль, соединяющий квартиру с магистральным водопроводом? — спросил я, уже стоя в дверях, и какой-то непонятный мне трепет беспокойства прошел по мне от мысли, что я оставляю ее одну.

Она сделала попытку вспомнить и прежде всего пошла взглянуть на кухню, под кухонной мойкой, а затем заглянула в ванную, но никакого вентиля не обнаружила, поскольку в этой, как и в других старых квартирах, эти вентили могли прятаться в самых неожиданных местах.

— Я спрошу у матери, быть может, она знает. Если нет, Лазар его найдет, — сказала она и обожгла меня одной из своих автоматических улыбок, о которых и не знаешь, что сказать.

И на этом мы расстались, не сказав друг другу больше ни слова, не произнеся даже слова «восхитительно», которое я всецело связывал с этой женщиной в ожидании следующей встречи, во время которой, поклялся я, пробиваясь сквозь зимний Тель-Авив на своем мотоцикле, я раскрою ей свои чувства.

Мне ясно было, что я должен признаться ей в них после того, как будет подписан договор, — в противном случае я рисковал остаться без квартиры. И это при том даже, что нынешняя моя хозяйка непрерывно оказывала на меня давление, чтобы я поскорее убрался. Я не спешил и не хотел торопить женщину, которую любил и желал. Сегодня у меня не было никакого намерения облегчать ей жизнь — убеждал я себя. Если она хочет в зародыше задушить то, что только-только началось между нами, все, что ей для этого надо сделать, это сказать секретарше, чтобы та пригласила меня в офис в ее отсутствие для подписания договора об аренде и получил ключи. Если она не хотела больше никаких контактов со мной, или если восприняла мою влюбленность как нечто легковесное и абсурдное, все что ей достаточно было сделать это, держаться от меня подальше или прислать ко мне Лазара под предлогом того, что только он мог показать мне все, связанное с водопроводом.