– Эл, ты о чём? – не поняла Настя.

– Да так! Видел я уже такие столбы дыма… Давненько, в детстве ещё. Когда нашу деревню жгли…

Наир резко поднял голову, и взгляды мужчин схлестнулись, как клинки. Долгий-долгий миг молчания…

– Нет, Эл, – Наир отрицательно качнул головой. – Не может такого быть! Северяне не могли забраться так далеко! Это ведь не Лэрианор, не Северо-Восточный Предел, это Центральные земли…

– Пожалуй, ты прав, – кивнул атаман. – Ладно, забудем! У нас свои дела.

И он пришпорил Ворона.

***

– Завтра к обеду будем в Сальваре!

Эливерт уселся подле Граю, вытянул ноги поближе к костру и, заботливо укутав девочку плащом, устало облокотился на лежавшее рядом седло.

– Так-то, Воробышек, завтра увидишь эрру Вириян! А нынче, делать нечего, придётся в лесу ночевать.

Граю согласно кивнула, старательно дуя в плошку с кашей, ещё горячей, прямо с костра.

Настя бухнулась на землю рядом с Эливертом, поджала ноги по-турецки, положила рядом свой клинок – лёгкую, изящную, опасную игрушку, некогда подаренную ей расщедрившимся атаманом. Настя себя, конечно, не видела, но ей казалось, что сейчас её зелёные глаза сверкают хищным блеском, а на лице горит румянец. Романова была взволнованна, взбудоражена, дышала часто, как после долгого бега. А, вернее, после долгой тренировки…

Эливерт слов на ветер не бросал. Он пообещал научить Настю сражаться, но она и не думала, что заняться искусством боя придётся так скоро.

День был долгим, дорога – бесконечной. И к вечеру Рыжая мечтала лишь об одном – о привале. Сползти с седла, растянуться на твёрдой прохладной земле, укутаться в тёплый плащ, глядя, как танцует во тьме костёр, пожевать чего-нибудь, чтобы в желудке не урчало.

Но главное… Главное – лечь и выспаться!

Но она не успела и наполовину осуществить свои замыслы.

Едва вечерняя заря коснулась горизонта, путники достигли небольшого лесочка. Здесь под раскидистыми деревьями, в стороне от дороги, у неглубокого озерка, решили устроить привал.

Наир разжигал костёр.

Настя и Граю терпеливо наблюдали за его ловкими движениями. В животах завывало на разные голоса – несмотря на плотный завтрак, к вечеру у дам разыгрался зверский аппетит.

Эливерт занялся лошадьми: распрягал, чистил, поил и негромко что-то им бормотал.

Всё Настино внимание было поглощено пыхтящей на костре кашей, поэтому она не сразу заметила застывшего напротив неё разбойника.

– Прошу вас, миледи, занять боевую позицию! – любезно предложил он с привычной ехидной ухмылкой и отвесил галантный поклон, отводя в сторону руку с зажатым в ней клинком.

– Что, сейчас? – удивлённо и устало заныла Настя.

Поглядела на Наира в надежде на спасение, но лэриан был занят кашей и остался глух к её немой мольбе.

Настя поднялась нехотя, встала напротив разбойника, чуть в стороне от костра, напряжённая, зажатая, испытывая неловкость и лёгкое раздражение. Но всё-таки достала из ножен свой клинок.

– Смотри, Граю, и запоминай! Тебе тоже сгодится.

Эливерт встал вполоборота к Насте, спокойный, расслабленный, беспечный – полная противоположность Романовой.

– Нападай! – велел он.

Настя приподняла брови и осталась на месте.

– Ну же, руби, давай! – вновь приказал Эливерт.

– Так ты хоть меч подними! – фыркнула Настя. – Я не хочу тебя прирезать. Я, в конце концов, считаю тебя своим другом.

– Не волнуйся! Убить себя я не позволю. Давай же! Я хочу видеть, что ты можешь.

– Ты уже видел, – напомнила она.

– Этого мало. Нападай! – гаркнул разбойник.

Настя непроизвольно дёрнулась вперёд, взмахнула клинком, целя в плечо противника. Вяло, без той силы, на которую была способна при желании.

Её остановил страх – испугавшись в последний миг, что Эливерт не сумеет избежать удара, она немного сбавила скорость и силу удара.

Ворон даже не поднял своего меча, он отклонился от её нападения без особого усилия, презрительно глядя на ушедший наполовину в землю сияющий клинок.

Настя неловко выдернула меч из лесного дёрна и обиженно бросила:

– Ты даже не пытался отбить удар!

– Зачем? Ты всё равно не попала, – хмыкнул Эливерт.

– А если бы попала? Я могла убить тебя.

– Не льсти себе, Рыжая! Меня убить не так-то просто. А ты – никудышный боец.

– Некоторое время назад ты был иного мнения, – окончательно обиделась Настя. – Помнится, ты сказал, что я прекрасно владею мечом.

–Я и сейчас этого не отрицаю. Ты выкидываешь такие фортели! Но боец никудышный!

– Это ещё почему? – оскорбилась на такую грубость Настя, в глубине души понимая правоту Эла.

– Потому что владеть мечом и уметь им драться – это две абсолютно разные вещи. Красиво махать железкой ты научилась, но ума не приложишь, как с её помощью защищаться и нападать. А знаешь почему? Ты, как Наир… Он тоже ловок, нечеловечески ловок. Но в нём слишком много жалости! Прежде чем нанести удар, вы думаете о том, к каким последствиям это приведёт. Вы боитесь убить.

– Вообще-то убийство – это преступление, чтоб ты знал! – огрызнулась Анастасия.– И, если у меня не хватает духа его совершить, так ли это скверно?

– Скверно! – рявкнул разбойник. – Тот, кто вступил на путь воина, должен быть готов убить. Или ты – или тебя! Иного не дано. Поверь, Рыжая, когда ты столкнёшься с настоящим противником, а не со своим приятелем, пытающимся научить тебя уму-разуму, так вот, твой истинный враг не промедлит, не станет мучиться угрызениями совести. Он просто нанесёт свой удар, к которому ты окажешься не готова, и больше уже никакие философские вопросы не станут отягощать твои мысли. Не думай о том, что будет, если ты нанесёшь удар! Думай о том, что будет, если ты его не нанесёшь, если опоздаешь, если твой враг опередит тебя!

– Тебе говорить легко, – вздохнула Настя. – А я не могу не думать о том, что через миг мой приятель, пытающийся научить меня уму-разуму, может лишиться головы!

Эливерт захохотал.

– Со мной тебе не справиться. И не надейся!

Настя, поднявшая было клинок, вновь его опустила.

– Тогда в чём смысл? Зачем пытаться? Зачем, если я всё равно не смогу никого одолеть?

– Разве я сказал никого? Я сказал меня. Не сочти за гордыню, – хмыкнул Эливерт, – но я не просто разбойник, я – ходячая легенда. Пусть легенда не очень красивая, приправленная всяческой