совсем немного минут, но они мои по праву, и я хочу использовать возможность ощутить его сполна. Тянусь к губам Кости, но он сам прикасается к моей щеке, спускается ниже, шумно вдыхая мой запах, а затем шепчет:

– Я тоже.

Ответ, спустя вечность и три месяца одиночества, сейчас так важен, будто без этих нескольких букв ничто не имеет значения. Островский набрасывается на мой рот, увлекая в яростный поцелуй, выпивая меня и присваивая, как принадлежащее только ему. Так и есть, потому что представить себя с кем-то иным не могу: чужие руки не коснуться кожи, вызвав трепет; губы не смогут увлечь в обжигающий танец, а глаза не наполнятся пронзительной тоской. Всё это есть только в Косте.

Обхватываю ногами его торс и прижимаюсь грудью, ощущая под футболкой сердце, отбивающее удары, и целую. Отдаюсь во власть рук, избавляющих меня от одежды и ласкающих кожу. Зарываюсь пальцами в его волосы, а затем обхватываю лицо, не отрываясь от голодного рта. Костя несёт меня наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы прижать к стене и показать, как он нуждался во мне. Добравшись в спальню, оказываемся голыми и возбуждёнными до предела, а, представив, как Костя будет скользить во мне, выбивая стоны, притягиваю его ближе и обвиваю ногами. Внизу живота разливается знакомое тепло, и я в нетерпении подаю бёдрами вперёд, подталкивая Островского к более решительным действиям. У нас ещё будет время на нежность и неторопливые ласки, сейчас же я хочу иного – ритмично, быстро, на грани. И Костя выполняет мою немую просьбу, когда вгоняет член по самое основание, замирает на несколько секунд, а затем вбивается в моё тело без остановки, подводя нас обоих к немыслимой концовке. Оргазм такой яркий, что меня вытряхивает из тела, в ушах монотонный писк, а сердце бу́хает где-то в горле, не позволяя свободно дышать. Костя падает на спину, притягивая меня к себе и, найдя мои губы, продолжает вбиваться в мой рот, продлевая эйфорию. Так только с ним. Невероятные ощущения, которых очень не хватало всё это время. Хочется плакать от нежности, скопившейся и неистраченной, одаривая ею любимого мужчину.

Долгие минуты в молчании и наслаждении Костей, который неторопливо водит пальцами по моей спине, выравнивая дыхание. Не решаюсь расспросить о событиях последних трёх месяцев, хотя очень хочу узнать подробности.

– Спрашивай уже, – притягивает и целует в шею с лукавой улыбкой на лице.

– Вчера я прочитала в интернете, что ты получил срок. Пятнадцать лет.

– Поэтому глаза красные? – немного отодвигается, внимательно рассматривая моё лицо. – Плакала? – киваю, подтверждая его слова. – Неужели ждала бы?

– Нет, – Костя хмурится, превращаясь в уже знакомого Парето. – На году четвёртом сошла бы с ума от тоски. Уверена, ты бы без пары не остался. Такая, как, к примеру, Гронская, быстро бы прибрала к рукам стареющего красавчика. Кстати, на свидания не приходила?

– Не приходила. Да и плевать на всяких Гронских. Я о тебе думал. Эти мысли меня и вытащили.

– С трудом верится, – шепчу ему в шею. Вожу пальчиками по широкой груди, очерчивая каждый шрам. – Я в твои планы не входила.

– Так и есть. Не входила. Но я поддался эмоциям. Сначала твоим, а затем уже своим. Был уверен, внутри пепелище, на котором новая жизнь возникнуть не может. А когда смотрел на окна горящей квартиры, решив, что ты погибла, будто переключатель сработал, огляделся и спросил себя: «Какого хрена, Костя?». Просчитал риски, проанализировал варианты развития события с возможными отклонениями от курса, проверял, контролировал… Как ты там сказала? В жизни можно контролировать всё, кроме чувств. Ты оказалась умнее меня.

– Умнее самого Парето?! – удивлённо охаю. – Невероятно! – смеюсь, откидываясь на подушке.

– Ты играла по правилам, которые я сам создал. И выиграла. Сейчас я этому рад.

И Костя искренен. Нет привычного сарказма в голосе, а в глазах свет – яркий, прозрачный, ослепительный, – окутывает теплом, пробираясь под кожу и разливаясь по венам. Трепетный момент, который хочется задержать и насытиться сполна.

– Как ты оказался на свободе? Представил доказательства омерзительных деяний мэра?

– За меня сидит другой человек.

– Это как? – встряхиваю головой, до конца не понимая смысл сказанного.

– Обычно. У всех разные цели. И средства их достижения тоже разные. Кто-то работает, гробит своё здоровье, не спит ночами, вкладывает силы и добивается результата. А кто-то и пятнадцати лет жизни не пожалеет, чтобы потом выйти на волю невероятно богатым.

– Это же время! Единственное, что уходит безвозвратно – именно время.

– Не все осознают его ценность, Лена. Орлов ведь тоже был готов мотать срок под видом Воронова, надеясь, уверен, на огромную сумму. Он же сам тебе сказал, что хотел красивой жизни, и нашёл самый простой способ, чтобы осуществить желаемое.

– А мэр? – не унимаюсь, желая узнать, чем закончилась эта история для всех игроков.

Костя довольно ухмыляется, некоторое время гипнотизирует стену, а затем переворачивается вместе со мной и крепче прижимает.

– Всё испортила эмоциональная женщина. Примерно через месяц в охране Зарецкого появился новый человек Артём Воробьёв…

– Ну, даже я бы поняла, что это Воронов! – закатываю глаза и цокаю. Всё оказалось слишком просто.

– Мало того, что Рита поспешила избавиться от Ромы, сделала это грязно и непродуманно, так ещё и положенный траур не выдержала. С появлением Воробьёва была разыграна сценка любви с первого взгляда, и вот уже новый человек – жених дочки мэра и его правая рука. Быстро, да?

– Чересчур.

– На этом и погорели.  Биографию сляпали на скорую руку, с кучей пробелов и несостыковок, за которые мы сразу зацепились. Роб продвинул куда нужно все собранные материалы, включая образцы ДНК и отпечатки пальцев. Так что, сидеть Воронов будет под своим именем. Он потянул за собой Зарецкого, не желая отвечать за всё в одного, а мэр меня. Лет восемь назад имел с ним общие дела. Но к этому я был готов изначально. Оказалось, был не готов лишь к тебе, – говоря это, Костя ласково касается моей щеки, проводит большим пальцем по скуле и ведёт к шее.

Покрываюсь мурашками, впитывая каждое касание. Бесконечная нежность, которую излучает Островский, подкупает. Я готова простить сотню ошибок, если они в итоге проложат ему путь ко мне.  И вот я уже трусь о его ладонь щекой, прикрыв глаза, и тянусь к губам, а рука скользит к паху, обхватывая затвердевший член. Три месяца одиночества требуют реванша. Костя становится настойчивее и подминает меня, оказываясь сверху.

– Вообще-то, я чужая жена, – замечаю в перерыве между ласками.

– Уже нет, Лена.

– Отличная мы пара: дважды вдовец и трижды замужняя женщина, – едко замечаю,