– Возможно, колбаса внутри, – постановил Вадик.

– Может, разрежем? – предложил Вова. И ребром свободной от удержания гада левой руки рубанул воздух.

– Не… на… до… резать! – выдохнул от двери подоспевший Веня. – Уф-ф-ф… Как я бежал!

– Как олень, – польстила ему я. – Венечка, посмотри, кто это тут у нас?

Мужики расступились, пропуская специалиста по гадам к телу пресмыкающегося. Венечка присел на корточки и так витиевато выругался, что сантехник Вова посмотрел на него с уважением. Я даже бровью не повела и слова не сказала, дожидаясь, пока расстроенный биолог начнет разговаривать человеческим голосом. И дождалась:

– Зачем вы ее покрасили? – спросил Веня.

– Веня, клянусь тебе, мы эту змею и пальцем не трогали, правда, мальчики?

– Боже упаси! – открестился Вадик.

– Пальцем не трогали, только гаечным ключом, – подтвердил Вова.

– Мы сию гадюку получили в этом самом виде, – добавила я. – Вадька, где ты ее взял?

– В твоей сумке. Лежала там, в кулечке, маскируясь под колбасу!

– Это была не змея и тем более не гадюка, – покачал головой Венька, ласково погладив рептилию по спине. – Это была ящерица веретеница, совершенно безобидное существо.

– Мне нравится слово «была», – пробормотал Вадик.

– Рассказывай, ящерица! – не поверил Вова. – А ноги у нее где?

– Это безногая ящерица, – сказал Венька. – Она только с виду похожа на змею. На самом деле веретеницу очень легко отличить, потому что у нее есть веки, а у змеи нет. Надо просто посмотреть ей в глаза: если моргает – значит, это веретеница!

– А почему она такая пятнистая? – Вова убрал с шеи несчастной веретеницы гаечный ключ, в голосе его звучало сочувствие. – Болела чем-то?

– Краснухой, например, или бубонной чумой? – предположил Вадик.

– Восточносибирской язвой, – прошептала я.

Венька смотрел на рептилию подозрительно блестящими глазами:

– Она не болела, ее какой-то мерзавец с головы до хвоста выкрасил разноцветной нитроэмалью, и бедняга элементарно задохнулась!

– Какая ужасная смерть! – всхлипнула в коридоре чувствительная Сашенька.

– Так, мне все ясно. Веня, могу я попросить тебя заняться погребением многострадальной веретеницы? – попросила я. – Я сегодня уже пережила одни торжественные похороны, боюсь, на вторые меня не хватит!

Приятель молча кивнул, явно глубоко скорбя.

– Тогда я с вами прощаюсь! – сказала я, имея в виду, что с коллегами расстаюсь до завтра, а с дохлой веретеницей – навсегда.

Схватив со стола свою сумку, я быстро вышла из редакторской. Никто меня не остановил: коллеги молчали, уважительно чтя память погибшей ящерицы.

– К фаню! К тьаню! – затопал ногами Масянька, завидев меня.

Произнести слово «слон» человечку, который не выговаривает букву «эс», весьма непросто, но я поняла желание малыша:

– Хорошо, идем в сквер со слоном.

Мы двинулись в сторону парка со скоростью трехногой черепахи, делая продолжительные остановки у каждого интересного объекта – канавы, непросохшей лужицы, россыпи гравия, оборванной водосточной трубы и так далее. Вооружившись пластмассовой лопаткой, немного помогли устало пыхтящему экскаватору, который рыл траншею под трубы канализации, и, не потеряв интереса к землеройным работам, в «слоновьем» сквере направились прямиком к песочнице.

Забравшись на кучу песка, ребенок, как вождь мирового пролетариата, простер вперед правую руку и произнес пламенную речь:

– Лопат! Исе лопат! Фовок! Глямля! Сиить! И фом для фигуй!

Какая-то бабуля, степенно выгуливающая тихую девочку в бантах и рюшах, посмотрела на меня с укором. Давая ей понять, что мой ребенок не ругается, а говорит на младенческом русском языке, я озвучила программное заявление малыша, как синхронный переводчик:

– Лопатку, еще лопатку, совок, грабли, ситечко и формочки для фигурок!

Мася энергично кивнул и пошевелил пальчиками протянутой руки, торопя меня выдать ему затребованный набор инструментов. Я вытряхнула в песочницу содержимое погромыхивающего пакета и с чистой совестью отошла к ближайшей лавочке: ребенок нейтрализован минут на пятнадцать, теперь я могу немного отдохнуть.

Бездумно посидеть не получилось. Глядя на роющего песок малыша, я подумала, что занимаюсь примерно тем же самым, когда пытаюсь частным образом выяснить причину и обстоятельства смерти Димы. Кто его убил, зачем и, главное, почему именно на моем балконе?! Действую я бессистемно, потягивая за случайно подворачивающиеся ниточки, большинство из которых выдергиваются с неинформативным свистом, как резинка из штанов, что приводит, как и в случае с резинкой, к новым драматическим событиям. Из пяти человек, гостевавших у меня в то роковое воскресенье, трое уже мертвы, а что делаю я? Я тупо копаю, словно ищу клад, точное местоположение которого неизвестно! Копну в одном месте – пусто, отойду на пару шагов, копну еще – опять пусто, снова отойду, снова копну – ага, что-то звякнуло! Вытаскиваю из земли одинокую шестеренку и начинаю вертеть ее так и сяк, пытаясь приладить к другим нарытым железякам. Как будто собираю головоломку, части которой приходится предварительно добывать с лопатой в руках!

Совершенно машинально, думая о раскопках, я вытянула из кармана предмет, форма которого на ощупь отдаленно напоминала детский совочек – им оказался мобильный телефон Андрюхи Семина.

Я выпросила его у Татьяны в надежде выяснить, кому звонил Андрюха, договариваясь о встрече, с которой он уже не вернулся. Посмотрела на песочницу – Масянька копался там с энтузиазмом кротенка. Ну, копну и я…

Я просмотрела список исходящих звонков и поняла, что мне понадобятся ручка и бумага. Вытащила из сумки блокнот и стило, переписала номера с мобильника, отложила его в сторону и внимательно посмотрела на два столбика по пятнадцать строк в каждом. Есть знакомые номера? Да полно, вот, например, номер Коляна, а это телефончик стоматолога, к которому меня пристроила Андрюхина жена Галка, а это Галкин сотовый… Стоп, что-то я не то делаю!

Я снова взяла трубку, открыла список исходящих и двинулась по нему крайне медленно, нажимая после каждого номера опцию «Выбор: время звонка». В топ-двадцатку вошли звонки, сделанные не Андрюхой, а Татьяной – уже после гибели владельца телефона. Меня интересовали только те звонки, которые мог сделать сам Андрей – еще вечером в четверг.

Рассуждала я так. Галка говорила, что с подозрительной дамочкой ее супруг договаривался о свидании после ужина. Ужинать дома он мог только по окончании рабочего дня, то есть уже после восемнадцати часов. Убили Андрюху не то поздним вечером, не то ночью, и телефона к тому моменту при нем не было, забытый хозяином аппарат уже лежал на столе в офисе, куда Андрей заходил после ужина, но перед уходом на встречу и далее – на тот свет. Таня взяла в руки сотовый только в воскресенье, и между ее и Андрюхиными звонками должна быть долгая пауза.