Конец 1850-х открыл для Англии новые горизонты. То было время заключать политические союзы, но в королевских семьях политика неминуемо переплеталась с личными пристрастиями и антипатиями. Разлад между Англией и Францией, вызванный свержением Луи-Филиппа, был делом прошлого. Привязанность Виктории к «королю-лавочнику» не мешала ей с интересом присматриваться к новому правителю Франции – императору Луи-Наполеону III.

Французский император принадлежал к тому типу мужчин, в компании которых ее сердце билось сильнее и чаще. Высокий, статный, с ухоженной бородкой и кошачьими усами, он походил на сердцееда из дамского романа. Слушая его комплименты, каждая женщина чувствовала себя той, единственной. Виктория тоже не смогла устоять перед его тонкой лестью – да и не пыталась.

К мужчинам у Луи-Наполеона имелся иной, не менее эффективный подход. Чтобы завоевать их сердца, император мог обернуться героем романов Дюма. Авантюр в его биографии хватало. Племянник Наполеона I, все детство он купался в роскоши при императорском дворе, но с 1814 года, после разгрома наполеоновской армии, оказался в положении изгоя. Вместе с матерью он скитался по Европе, но мыслями был во Франции и не оставлял попыток прорваться во власть.

В 1836 году, после первой попытки учинить государственный переворот, он был выслан в Северную Америку и то лишь потому, что слезно покаялся в содеянном. Жизнь за Атлантикой распалила его честолюбие. Во второй раз, уже в 1840 году, Луи-Филипп строже покарал дерзкого претендента, на шесть лет заточив его в крепости Гам. Тюрьма напоминала скорее проходной двор, чем каменный мешок. К Луи-Наполеону захаживали в гости друзья, он свободно писал статьи и даже из-за крепостных стен громогласно заявлял о себе. В 1846 году произошел эпизод, как будто навеянный «Графом Монте-Кристо». Переодевшись каменщиком, Луи-Наполеон бежал из крепости и отправился в Мекку для политических эмигрантов – в Англию.

Несколько раз он видел королеву Викторию – издали, затерявшись в толпе, – когда она проезжала в открытой карете на параде, а в другой раз – в театре. Луи-Наполеон похвалялся, что заплатил 40 фунтов – баснословную сумму для эмигранта с неясным будущим – за место, откуда открывался наилучший вид на королевскую ложу.

Виктория притягивала взор амбициозного француза. Заурядная внешность и безвкусные туалеты не затмевали главного – поистине королевского достоинства, с которым держалась Виктория. Ей не нужно было заигрывать с народом. С детства она знала, что рождена править, и вела себя соответственно. Она принадлежала к своего рода элитному клубу, в который Луи-Наполеона не пустили бы дальше прихожей. Но именно членство в этом клубе стало заветной мечтой племянника Бонапарта.

После революции 1848 года он был избран президентом Франции, но этого ему было недостаточно. Европейские монархи взирали на него как на выскочку, мещанина во дворянстве. А Виктория была разгневана тем, что он изгнал из родных пенатов Луи-Филиппа, которого в ее семье считали за чудаковатого, но доброго дядюшку.

В 1851 году президент преподнес сюрприз своим избирателям, установив во Франции монархическое правление. Титул «императора французов» тешил его самолюбие, но для прочих коронованных особ значил немного. Революции во Франции происходили так часто, что впору было засекать часы и ждать, когда нового императора сгонит с насиженного места претендент помоложе.

Чтобы стать своим среди монархов, новоиспеченному императору требовалось признание: завсегдатай элитного клуба должен был, что называется, вывести его в свет. В качестве «старшего товарища» Луи-Наполеон выбрал Викторию. Обстоятельства складывались в его пользу, поскольку Франция выступила союзником Великобритании в текущей Крымской войне. Однако наибольшие надежды император возлагал на свое личное обаяние.

* * *

Ключ к сердцу королевы покоился в надежных руках Альберта. Для того чтобы проторить дорогу к Букингемскому дворцу, следовало заручиться поддержкой принца-консорта. Но как это сделать, ведь ловелас Луи-Наполеон казался антиподом застегнутого на все пуговицы трудоголика Альберта? Императору помогло отличное здание психологии. Общаясь с мнительными педантами, главное – кивать и поддакивать, поддакивать и кивать.

В 1854 году он пригласил Альберта в Булонь на смотр войск, причем пригласил как знатока военного дела. Принц-консорт только начал приходить в себя после травли, которую устроили на него журналисты во время Крымской войны. Самооценка Альберта пошатнулась, и приглашение стало для него нежданной радостью. Хотя бы кто-то оценил его по достоинству! Газетчики из «Панча» и тут не забыли попенять принцу за то, что он передал Луи-Наполеону письмо от Виктории: вывозить запечатанную корреспонденцию из Англии в частном порядке, минуя почту, считалось правонарушением. Неплохо было бы вчинить принцу штраф. Но колкости злопыхателей не помешали Альберту отлично провести время во Франции. Все, о чем он ни вещал, Луи-Наполеон выслушивал с почтительным вниманием, сам же льстил принцу напропалую.

Мужчины вставали в 6 утра и почти весь день проводили вместе, посещая военные смотры и совещания министров, а по вечерам допоздна засиживались за разговором. Только в одном Альберт не мог составить Луи-Наполеону компанию: тот любил выкурить сигару после обеда, а за Альбертом вредных привычек не водилось (и подобная праведность не могла не ужасать английскую знать!).

Перед отъездом гостя Луи-Наполеона попросил у него позволения приехать с официальным визитом в Англию. Принц обещал замолвить за него словечко перед женой. Это означало, что приглашение на обед в Букингемском дворце уже лежало у императора в кармане. Виктории и сама была заинтригована императором французов. Как примерная девочка из хорошей семьи, она взирала на прожженного авантюриста со смесью ужаса и восторга. Таких колоритных личностей давно уже не принимали при дворе. Альберт скрупулезно изучал пятна на репутации любого из гостей, но тут даже он дал слабину. Нужно было хвататься за этот шанс, пока он не передумал!

В Виндзорском замке начались хлопоты, в гостевых комнатах срочно клеили обои с золотыми имперскими орлами, а Зал Ватерлоо был «политкорректно» переименован в Картинную галерею, дабы не сыпать французам соль на раны. Принц Альберт сострил, что неплохо бы проверить, как лежится Георгу III в часовне Святого Георгия: вдруг он в гробу перевернется, когда в замок войдет племянник сами-знаете-кого.

Пока королева сновала по замку, отдавая десятки распоряжений, премьер-министр лорд Палмерстон и министр иностранных дел лорд Кларедон заняли глухую оборону. По их мнению, военный союз с Францией не считался поводом для того, чтобы расшаркиваться перед французами. Участники битвы при Ватерлоо еще жили и здравствовали, а няньки до сих пор пели колыбельные про «злодея Бонни», который завтракает английскими шалунами. Тесная дружба Виктории с главой какого угодно государства не сулила для министров ничего, кроме головной боли. Королева опять начнет решать дела «по-домашнему» и лезть с непрошеными советами. И уж тем более Палмерстон не желал, чтобы его упрямая начальница подпала под влияние Луи-Наполеона, чьи милитаристские замашки внушали ему опасения. Но королева не желала слушать возражений Пэма.