Домой одновременно и хотелось, и нет. Хотелось вообще понятия дома. Хоть какого-нибудь. Чтобы было, куда возвращаться, я и так всю жизнь пробегал — большей частью от себя. В квартире сейчас тихо и холодно. Кота парни забрали, и то, гад, сбежал. Никто меня не ждёт. Игнорирую лифт и, оттягивая момент возвращения, медленно подымаюсь по ступеням, успев по дороге две сигареты скурить.

Они сидели на ступенях, девушка и кот. Оба мокрые, видимо, под дождь попали. На Юлю смотрю, и колет стыдом — я про неё и думать забыл.

И, как ни странно, сейчас больше рад тому, что кот нашёл дорогу домой.

— Ты… Чего тут?

Я не знал, как сказать женщине о том, что она мне больше не нужна. Я вообще предпочитал не привязываться, пока в моей жизни не появилась золотая девочка.

— Мне парни твои сказали, что приедешь. Вот, жду…кот пришёл.

— Вижу.

Мы помолчали. Я бы закурил, но не лезет уже, и нужные слова не найдутся никак.

— Всё, да? — спросила Юля. — Она меня лучше?

Я поморщился — терпеть не могу такие категоричные формулировки. Тем более, если так подумать, то Юля лучше. Она не стала бы врываться в мою жизнь, руша все на своём пути. Она не стала бы требовать невозможного, оленьими глазами глядя. С Юлей было удобно. Хорошо в постели. Со всех сторон хорошо. Но…

— Не лучше, — честно сказал я. А потом неожиданно для себя признался. — Я просто люблю её.

Юлька кивнула, словно понимая, принимая мой ответ. Кот решил, что мы достаточно наговорились и требовательно заорал — ему надоело бродяжничать, он хотел домой и жрать. Я кстати, хотел того же.

— Может, кота забрать…буду классической старой девой.

— Он же тебя не любит.

Сказал, не подумав, мысленно выругался, Юлька хмыкнула.

— Никто меня не любит, — встала, гораздо Зай выше, смотрит не задирая головы. — Ни ты, ни кот…кому-то все, кому-то ничего. Обидно.

Обняла меня, я позволил ей это. Но… Помедлила на мгновение. О щеку мою небритую потерлась, руку запустила под футболку, пробежалась холодными пальцами до ремня брюк.

Трахаться с ней всегда было здорово. И сейчас… кто бы меня осудил? Кто бы узнал? Я обещал Зай спасти её, и спас. Быть может этот лёгкий секс без обязательств именно то, что мне сейчас нужно. Может он вылечит мою зависимость от Зай.

— Нет, — сказал я. — Давай разбежимся по-хорошему.

Загремел ключами, отпирая дверь. Кот с урчанием терся о мои ноги, буквально выплясывая от нетерпения и щедро усеивая джинсы рыжей шерстью. Я не обернулся.

Сашка пришёл через час. Требовательно забарабанил в дверь, вошёл, на стол бахнул бутылку коньяка, затем футболку задрал, продемонстрировав уродливый розовый рубец.

— Шрамы украшают мужчину, — усмехнулся я и бокалы достал.

У меня-то и закуски никакой — давно меня не было, фисташки да сыровяленой колбасы кусок. Но жрать не хочется. Хочется нажраться.

— Что у вас там с принцессой? — спросил Сашка, первый бокал допив. — Лямур- тужур? Я, между прочим, за вашу любовь чуть не помер. Сына родите, крестным буду.

— Мы ж татары, — напомнил я.

— Нехристи, — отозвался Сашка, впрочем, беззлобно, и выдохнув, одним глотком свой бокал опустошил.

Я выпил тоже. Коньяк обжег желудок, пробежался теплом по венам. Лёгкое опьянение обманчиво — мне до хрена надо выпить, чтобы напиться. Сегодня это минус.

— Меня же ваша крыса цапнула, — пожаловался Саша, разливая по второй. — Которая притворяется собакой. Хотели мне уколы делать от бешенства, но год не пить… из больницы я сбежал. Тем более я- то знаю, что эта собака просто стерва.

Сашка говорит о какой-то ерунде, потому что понимает, мне это нужно сейчас. Просто слушать трёп и пить. А внутри зреет, назревает, того гляди наружу вырвется неосторожными словами…

— Ясмин моя дочь.

Никому ещё не говорил, отец, и то сам раскопал. Я до сих пор себе мысленно только шёпотом признаюсь. Сашка бокал в сторону поставил, головой покачал.

— Принцесса-то была с секретиком, — задумчиво пробормотал он. — Что делать будешь?

— Я…

И сказал. Про то, что детство моё нищее он сам видел, вместе по стройкам лазили, пиздили все, что плохо лежит. Что мне весь мозг точно отбили в боях без правил. А по правилам сражаться было невыгодно, платили меньше…что я в институт заочно поступил только в тридцать лет, до этого то денег не было, то времени. Поступил, чтобы себе доказать, что могу… Ещё — Зай богата. Так богата, как я никогда не буду, плевать на мой бизнес и спортивный центр, Зай родилась уже с серебряной ложкой во рту.

— Кабачный громила явно не пара принцессе, — заключил я. — Что я дам своей дочери? Что я могу ей дать?

Сашка мигом посерьёзнел, дурашливость как ветром сдуло. Перегнулся ко мне через массивный стол из натурального дуба, и по лбу мне трижды постучал. Другому бы руку сломал тут же, а сейчас…

— Детство нормальное дашь, — сказал он чётко. — Защиту. Любовь. Я успел в их "семье" пожить, поверь, именно это и нужной мелкой принцесске. Папа нормальный

С Сашкой просто было. Он все разложил по полочкам. Сашка плюс коньяк это идеальный антидепрессант. Но хмель выветрился, друг ушёл, а все мои страхи — остались.

У меня же даже дома по сути нет. Многие годы не было. Эта безликая квартира, которую я купил, только чтобы на город сверху смотреть? Нет, она не давала ощущения дома. Но уезжать из этого города не хотелось, я в нем вырос и родился. Зай не сможет тут жить, она здесь пережила самый страшный год свой жизни.

Чёртов узел, который не развязать никак, зубами тянешь, а он только крепче затягивается. И рубить никак нельзя. Это же…девочки. Мои девочки, ответственность за которых так пугала.

Я оттягивал возвращение. День шёл за днём, паузы в телефонных разговорах становились все длиннее. Мало того, мне стало казаться, что я сам Зай не нужен. Иной раз хотелось сказать, да позови ты меня, я все брошу и приеду. Нет, молчала, и за её молчанием мне виделись сотни оттенков презрения.

Таир набрал.

— Как дела?

— Решаю, что делать с центром, — отозвался я.

— Понятно.

И сбросил. Наверное и правда, все понятно. Что я трус. И центр, с которым я и правда не знал что делать, детище всей моей жизни, вовсе не оправдание.

Юлька вновь вернулась через несколько дней. Вошла, оглядываясь, словно пытаясь отыскать признаки присутствия в моей жизни другой женщины. Не было их, и женщина моя — далеко.

— Может… — начала она.

Я помедлил мгновение и ответил честно.

— Нет, не может. Ничего не изменилось.

Пусть Зай и нет в моей квартире, в моем сердце, в моей голове она, блядь, никуда не делась и не вырвать. И моё промедление — только искусственно затянутая агония.