Я встал со стула, но в этот момент дверь распахнулась, и в спальню вошла миссис Вестенра. Она была в одной ночной рубашке, под которой сотрясалось ее грузное тело. Я не сомневался: пожилую леди привел материнский инстинкт. Пыхтя, миссис Вестенра залезла в кровать дочери. Они легли, обнявшись, и в спальне воцарилась тишина.

Но тишина была недолгой. Снаружи вновь послышалось хлопанье крыльев. Теперь уже встревоженная миссис Вестенра села на постели и крикнула:

– Кто там?

Дочь принялась гладить ее по спине, шепча успокоительные слова. Вскоре мать вздохнула, опустила голову на подушку и затихла.

Снизу донесся вой. Казалось, зверь (собака? волк?) находится прямо под окном. Столкновение могло начаться в любую минуту. Я успокоил разум, сосредоточив его на печати Соломона и на золотистой, сверкающей "стене" силы, сквозь которую мог прорваться только Бог или дьявол.

...Еще мгновение, и тихая спальня превратилась в арену хаоса. Треснуло и зазвенело разбитое оконное стекло, на той же высокой ноте пронзительно закричали мисс Люси и ее мать. Полоски жалюзи стремительно взметнулись, и внутрь ворвался вихрь мельчайших и невероятно острых осколков. Печать Соломона была для него не более серьезной преградой, чем лист бумаги. Я крепко зажмурился, чувствуя, как осколки впиваются мне в лицо и руки. Вихрь подхватил меня и швырнул в дальний конец спальни. Невидимый и оттого уповавший на свою защищенность, я отлетел и ударился о стену.

Ураган стих столь же внезапно, как и начался. Я решился открыть глаза. Через огромные, зазубренные по краям дыры в оконных стеклах медленно вползал туман. Он был в сто, в тысячу раз чернее ночи, и печать Соломона не могла его остановить. Ее золотистое сияние полностью погасло. Миссис Вестенра истерически размахивала руками, пытаясь сесть. Она даже не заметила, как сорвала с шеи дочери гирлянду цветков чеснока. Все ее внимание было поглощено окном.

Дрожащей пухлой рукой она несколько раз махнула в том направлении и вдруг замерла. В горле миссис Вестенра что-то булькнуло, и она замертво повалилась на постель.

Грузное тело матери подмяло под себя Люси. Я попытался встать, чтобы помочь несчастной девушке и собой загородить ее от вампира. Но я не мог даже шевельнуться. Злясь на свое бессилие, я с ужасом наблюдал за тем, что будет дальше.

Черный туман принял очертания изящной колонны, зловеще высившейся на фоне разбитого окна. Не успел я и глазом моргнуть, как колонна превратилась во Влада. Таким я его еще не видел. Передо мной был обаятельный молодой аристократ-обольститель, одетый в черный шелковый костюм типично английского покроя. Белая кожа, жемчужно-белые зубы, волосы цвета оникса, подцвеченные темно-синими искорками. В нем ощущалось столько жизни, что у меня язык не повернулся бы назвать его неумершим. Кто же был передо мной? Бог, исполненный величия и могущества? Или сам дьявол, принявший облик английского джентльмена?

Улыбаясь, Влад легкой походкой приблизился к столику, совершенно не обращая внимания на обеих женщин (одну мертвую, другую в обмороке). Нагнувшись, он поднял с пола печать Соломона, утратившую всю силу. Он швырнул мне талисман и с усмешкой процедил сквозь зубы:

– Кажется, это ваша штучка, доктор Ван Хельсинг?

Я молчал, поскольку лишился способности говорить. Мои ноги и спина были пригвождены к усеянному осколками ковру. Однако руки меня еще слушались. Я поймал талисман и осторожно положил его рядом с собой. Я не боялся ни смерти, ни укуса. Самое страшное, что я не мог помешать Владу совершить ритуал вкушения крови, которым он привязывал к себе моих предков и продлевал свое существование. Если теперь он совершит этот ритуал со мной, ему станет известна каждая моя мысль, я сделаюсь его смертным рабом и буду вынужден выполнять ту часть злодеяний, которую он не в состоянии выполнить сам.

Наверное, Влад прочитал мои мысли (а может, они были написаны у меня на лице). Его насмешливая улыбка стала шире.

– Не льсти себе, Ван Хельсинг, думая, будто я в тебе нуждаюсь. Я больше не нуждаюсь ни в ком. Понимаешь? Мир принадлежит мне, а не вам, глупым смертным. Я могу отправиться, куда пожелаю, и делать все, что сочту нужным.

Он воздел руки в величественном жесте, затем опустил их и ткнул в мою сторону пальцем.

– Но с твоей стороны было бы разумно прийти ко мне самому. К чему сражаться со мной, если ты убедился, что не в силах меня остановить?

– Тогда убей меня, – прохрипел я.

Я не бросал ему вызов и не стремился поразить его своей смелостью. Наоборот, я сознавал свою полную беспомощность. Я не сумел защитить Люси. Все мои замыслы были опрокинуты. В тот момент я не видел смысла жить дальше.

– Убей меня честно. Если я тебе не нужен, отдай меня смерти, но без твоих отметин.

Влад сердито поморщился. Его рука рассекла воздух, будто нанося косой удар. И в ту же секунду невидимая сила приподняла меня, а затем швырнула на пол. Я потерял сознание, погрузившись в благословенное небытие.

Очнулся я от криков служанок. В спальне по-прежнему было темно, поэтому я решил, что крики вызваны не столько ужасом, сколько пораненными босыми ступнями. Но когда одной из служанок удалось зажечь лампу, комнату наполнили самые настоящие вопли. Люси чудесным образом не пострадала. Она умоляла служанок помочь ей выбраться из-под грузного тела матери и накрыть покойницу простыней. Разбитые стекла, усеянный осколками пол и, наконец, мертвая хозяйка привели девиц в состояние полного смятения. Они принялись истерично всхлипывать, потом громко заревели, размазывая слезы. Чтобы хоть как-то остановить их причитания, Люси отправила их вниз, приказав выпить вина и успокоиться. Добавлю, что никто из служанок не заметил ни меня, ни Влада, который предусмотрительно исчез.

Но я знал: он где-то поблизости. В совершеннейшей беспомощности я продолжал лежать на полу. Ни руки, ни ноги меня не слушались. Правда, я мог говорить и даже кричать, но моих криков никто не слышал. Я утратил необходимую умственную сосредоточенность, отчего мой защитный барьер растаял, как дым. Однако Влад явно не хотел, чтобы мисс Люси видела и слышала меня, и уже сам "позаботился" о моей невидимости. Молча роняя слезы, Люси встала, надела домашние туфли и собрала все цветки чеснока, разбросанные по полу, не забыв даже те, что мать помяла, сорвав у нее с шеи. Все их она с какой-то особой нежностью положила матери на грудь.

Я хотел было предостеречь несчастную девушку, но Влад возвел между ней и мною непроницаемую преграду. Впрочем, даже если бы Люси и услышала меня, чем помогло бы ей мое предупреждение? Я собственными глазами видел, что не только цветки чеснока, но даже печать Соломона не смогла удержать вампира.

Все, что оставалось Люси, – это оплакать мать, будучи на пороге собственной могилы. И в отличие от нее я знал: ужасы, которые ждут ее после смерти, окажутся куда чудовищнее нынешних. Знал и ничем не мог ей помочь.

Склонив голову, Люси стояла над телом матери. Потом она как будто очнулась и вопросительно поглядела на полуоткрытую дверь спальни. Я понял ее недоумение: служанки что-то долго засиделись за вином. Что еще хуже, их голоса, поначалу звучавшие достаточно громко и возбужденно, совсем смолкли. И опять-таки я знал причину, а Люси нет. Но страх, мелькнувший в ее глазах, говорил об инстинктивной догадке: в доме творится что-то ужасное, и теперь настал ее черед встретить кошмар лицом к лицу.