– Красавец, хочешь – отсосу?

Я молчал, и она не отставала.

– Недорого возьму, красавец. Сухарик дашь. Доволен будешь…

– Кышь отсюда, падаль, – крикнул на нее Киркоров. – Или, может…? – он выразительно посмотрел на меня.

– Пошел ты, – зло бросил я, догадавшись, что он имеет в виду.

Шлюха осталась позади, матерясь и сыпля в наш адрес проклятья.

Снегирь остановился перед грудой вонючего тряпья, из-за которой едва виднелся хозяин.

– Карлуша!

Пузатый человечек с миндалевидными глазами и большим, крылатым носом засеменил к нам.

– Снегирь, какими судьбами?

– Все теми же. Как торг, Карлуша?

– Какой, к дьяволу, торг? – пожаловался Карлуша. – За все утро обменял бушлат на два ржавых топора. Разве это торг? – он посмотрел на нас с Киркоровым. – И Киркоров с тобой? Здравствуй!

– Здорово, Карл, – отозвался Киркоров.

– А это кто?

Карлуша посмотрел на меня. Мне не понравился его взгляд – цепкий, оценивающий, особо остановившийся на рюкзаке, давший мне понять: этот Карлуша, при внешней безобидности, не так уж прост.

– Это Андрей, наш новый товарищ.

– Вот как, – Карлуша улыбнулся. – Карл Брандао.

Я пожал его мягкую ручонку.

К нам приблизился здоровенный детина с тупым выражением на лице, напомнивший мне близнецов, встреченных мной и Мариной на Москве-товарной.

– Где ты шляешься, остолоп? – накинулся на него Карлуша.

– Мясца выменял, хозяин.

– Мясца выменял! За то время, что ты мясцо менял, меня три раза могли пришить или обчистить до нитки. До нитки!

– Прости, хозяин.

– Давай сюда, остолоп.

Детина протянул Карлуше дымящийся кулек. От запаха слегка закружилась голова. Торгаш распаковал кулек и набросился на еду, не заботясь о наших ощущениях.

– Итак, Снегирь, – сказал он, едва ворочая языком. – Я полагаю, вам нужно обмундирование вот на этого молодца.

Он дернул подбородок в мою сторону.

– Ты, как всегда, проницателен, Карлуша.

Торгаш протянул обглоданную косточку своему сподручному. Тот схватил ее и принялся грызть. Меня едва не стошнило.

– Люблю стрелков, – не совсем к месту заговорил Карлуша, поглядывая на меня. – Они подчиняются правилам, например, тому правилу, что каждый участник состязания на право вступить в Армию обязан иметь обмундирование стрелка. Где он его возьмет – вопрос открытый. Обязан – и баста! Замечательное правило.

– Еще бы, – ухмыльнулся Снегирь. – Тебе – то оно как нельзя на руку.

Он выразительно потер большим пальцем указательный.

– О, ну что ты, Снегирь, – воскликнул Карлуша, – Навар с этого дела – гулькин нос. Я на валенках больше зашибаю.

Снегирь покачал головой.

– Тут дело в другом… – Карлуша передал здоровяку остатки жратвы и приблизился к нам, ковыряя длинным ногтем в зубах. – Скажите мне, легко ли достать в резервации обмундирование стрелка?

Мы молчали.

– Так вот, я вам отвечу – нелегко. Вернее, почти невозможно. Сечете фишку? – Карлуша засмеялся. – Состязание началось до начала состязания…

– К чему ты клонишь? – спросил Снегирь, хотя всем уже было ясно: торгаш набивает цену.

– Вам повезло, друзья мои, – ангельским голоском отозвался Карлуша. – У меня как раз есть стрелковая форма аккурат на этого парня. Но…

– Что «но»?

– Боюсь, она будет стоить несколько дороже, чем в прошлом году.

Киркоров потер рукой то место, где раньше был его второй глаз.

– Это почему? – возмутился Снегирь (как мне показалось, притворно).

– Предрождественский ажиотаж, – развел ручками Карлуша. – Мне старатели уже предлагали за форму такие вещи, что сам Лорд-мэр не отказался бы, но я посылаю всех к чертям, жду вас.

– Спасибо, Карлуша.

– Итак.

Торгаш уставился на мой рюкзак.

Снегирь приблизился к Карлуше, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. На физиономии торгаша мелькнуло изумление.

– Покажи.

Я развязал рюкзак. Карлуша взглянул на туго набитые черные пакеты, облизнул пересохшие губы.

– Интересно, – пробормотал торгаш.

– Покажи нам форму, Карлуша, – вставил Киркоров.

– Герасим, покажь им.

Детина покопался в бауле и вынул желто-зеленую куртку и брюки. В точно такую же форму были одеты стрелки, проводившие зачистку в Калуге, пускавшие под откос Последний Поезд… Да и мы с Мариной, помнится, шли через Джунгли в куртках, снятых с убитых стрелков.

Кстати, об убитых стрелках: на куртке, что показал Герасим, чернела дырка, вокруг которой красным пятном запеклась кровь. Я хотел было обратить на нее внимание Снегиря, но промолчал. В конце концов, вероятно, так и заведено – убив слабого стрелка, ты занимаешь его место… Это разумно и даже… правильно.

– Мы дадим тебе три пакета, – сказал Снегирь.

– Пять.

– Три пакета, Карлуша. Ты прекрасно знаешь, что эта тряпка не стоит и одного.

– Снегирь, пять пакетов, – ласково пропел Карлуша. – И то лишь по большой личной симпатии.

– Хорошо, Карл, – вставил Киркоров. – Как говорится – ни нам, ни вам. Четыре пакета.

– Пять пакетов, – стоял на своем Карлуша.

– Пошли отсюда, – резко сказал Снегирь. – Он, похоже, совсем нюх потерял.

Мы сделали всего пять шагов в сторону от торговой точки Карлуши, как он закричал вдогонку:

– Эй, вернитесь!

Торгаш воровато спрятал в баул четыре пакета взрывчатки. Герасим протянул мне форму, я положил ее в рюкзак, ставший заметно легче.

– Ну – с, – Карлуша потер руки. – Тебе повезло, Снегирь, что ты имеешь дело с порядочным человеком. Другой, знаешь ли, мог и охране стукнуть. Проносить взрывчатку на барахолку запрещено…

– Так же, как и форму с убитого стрелка.

Снегирь сплюнул на снег. Карлуша засмеялся:

– Теперь, как я понимаю, вы к Цыгану?

– К Цыгану, – кивнул Снегирь. – Ты не в курсе, где он нынче подвизается?

К точке приблизилась баба в рваной душегрейке.

– На что валенки меняешь? – обратилась она к Киркорову.

– Я здесь хозяин! – выкрикнул Карлуша. – Цыган на барахолку не пробрался. Здесь только его кореш.

– Ну и где он?

– Вроде бы у ворот терся, – нетерпеливо отозвался Карлуша, рассматривая принесенные бабой железки. – Идите же. Работать мешаете.