За четыре дня оккупации исторический колониальный Фредериксберг был полностью разграблен. Ройс видел его, слышал, вдыхал его запах, словно сам был там. От большинства домов остались лишь груды камней. Повсюду валялась поломанная мебель, в спешке выброшенная из окон. Целые библиотеки книг были втоптаны в грязь вперемешку с осколками драгоценных фарфоровых сервизов. Под ногами хрустело битое стекло. Запасы на зиму брошены в грязь и растоптаны. Даже пианино были вынесены на улицу и служили кормушками для лошадей.

– Ты не играешь сегодня?

Ройс увидел стоявшего рядом Дешилдса, чей отъезд был отложен еще на один день, чтобы выяснить, какую помощь можно оказать гражданскому населению, возвращающемуся в свои полуразрушенные, разграбленные дома.

– Нет.

Джон провел пальцем по усам и опустился на землю рядом с Ройсом.

– После сегодняшнего дня начнется совсем другая война, – тихо произнес он.

– Дьявол, ты совершенно прав! Безграмотные головорезы! «Излучина» уцелела. На этот раз. А что случится потом?

Какие ужасы сотворят голубые мундиры с беззащитными женщинами и детьми, когда в следующий раз окажутся в этих местах? Что будет с поместьем, с Энни? Ведь на ее хрупких плечах и без того лежал непосильный груз.

Маленькая, худенькая, непокорная Энни. Ну почему он никак не мог выбросить ее из головы?

В темноте загорелся красноватый огонек, сопровождаемый облачком дыма, – Джон зажег сигарету. Ройс тоже собрался закурить, но ему не хотелось делать лишних движений. Он охотно пошел бы в свою палатку и напился до бесчувствия, но ему нужна была утром ясная голова.

– Если бы я оказался так близко к дому, как ты, то уж наверняка не стал бы сидеть здесь в грязи. – Джон снова затянулся и выпустил еще одно облачко дыма.

По запаху Ройс узнал превосходный виргинский табак.

– Я не ты, а «Излучина» не мой дом.

– Какой-то раздражительный ты сегодня.

– А тебе кто-нибудь говорил, что ты как заноза в заднице?

– Заноза, но не в твоей заднице. – Джон облокотился о дерево и нахлобучил шляпу на глаза. – Поезжай домой, Ройс. Тебе сразу станет легче, когда увидишь, что там все в порядке.

«Она там», – подумал Ройс и снова вспомнил Аннабель, сидевшую в этой проклятой конюшне, похожую на настоящего ангела. Господи, а может, ее там уже нет, может, она умерла? Страх за нее поселился в его душе два дня назад и с тех пор не давал ему покоя.

Ройс встал и потянулся, стараясь ничем не выдавать своего волнения. Со стороны костра раздался громкий смех – Калеб снова пытался блефовать.

– Если закончил проигрывать спички, сынок, оседлай моего коня, – сказал Ройс.

Джон скрестил руки на груди.

– Собираешься в разведку? – тихо спросил он.

– Бездельники напились.

– Точно, – пробормотал Джон.

По аллее скакал всадник, копыта его коня шлепали по разбитой дороге. Всадник миновал голые дубы, остановился и сдвинул шляпу на затылок. В течение нескольких минут он неподвижно сидел на коне, а потом, дернув поводья, затем медленно двинулся вперед.

«На этот раз маленький черный мальчик не выбежит встречать массу», – подумал Кларенс. Руфус, как и многие другие, покинул поместье и отправился за реку в обетованную землю. Кларенс слышал, как рабы разговаривали, прежде чем убежать. Они мечтали о свободе, а он очень боялся за них. Белые господа на той стороне реки пили пахту из фарфоровых чашек, в то время как босоногие негры подносили им медовые печенья.

Кларенс увидел, как Ройс спешился. Наклон его головы говорил о его уязвимости, и Кларенс вспомнил мальчика, который лежал на полу заброшенной сторожки, с залитым слезами лицом. «Рабство, – подумал негр, – может принимать различные формы, и о некоторых из них не говорят вслух».

Ройс снял шляпу и подошел к галерее. Остановился у лестницы, поставил ногу на верхнюю ступеньку и положил локоть на колено, вертя в руке шляпу. Его задумчивый взгляд был устремлен на двустворчатую входную дверь. Он стоял так несколько минут, и у Кларенса появилась возможность рассмотреть его напряженное чисто выбритое лицо в тусклом свете фонаря.

Хороших хозяев не бывает, но Кларенс с чистой совестью мог назвать Ройса хорошим человеком. Вряд ли это обрадовало бы Ройса, но порой негр чувствовал жалость к нему. Он повсюду таскал за собой свои собственные оковы и бичевал себя за то, в чем вовсе не был виноват.

– Ты не говорил, что Пейтон отдал тебе твои бумаги, – сказал Ройс, не поворачивая головы.

Кларенс улыбнулся. Хороший солдат, хороший разведчик. Ройс знал, что в тени кто-то прячется. Пусть его чутье ему не изменит и поможет выжить в этой проклятой войне.

– Я всегда был свободен. И считал излишним говорить об этом.

Ройс лениво повернул голову и улыбнулся, но улыбка мгновенно исчезла, когда он увидел дуло ружья.

– Ожидаешь неприятностей?

– Да, всякого белого сброда, отставшего от обеих армий.

– Хоть ты и свободен, но ты все равно негр. Это ружье может стать твоим смертным приговором.

Кларенс стал медленно раскачиваться на стуле.

– Здесь никого нет, кроме мальчика, – сказал он, прищурив глаза и наблюдая за Ройсом. Тот напрягся, Кларенс увидел это даже под грубой шерстяной тканью его пальто.

Ройс выпрямился и снова надел шляпу. Он не отрывал тревожного взгляда от лужайки перед домом и изо всех сил старался не смотреть на входную дверь.

– Как мальчик?

– Нормально, растет. Скучает по тебе. Считает, что ты воплощение Иисуса Христа, и сводит всех с ума рассказами, которые читает о тебе в газетах. Собирается поступать в военную академию следующей осенью. Хочет стать солдатом.

– Черт!..

Холодный ветер трепал поля фетровой шляпы Ройса. Он слегка повернул голову и сглотнул.

– А как Аннабель? – Голос его прозвучал тише обычного, словно он боялся услышать ответ.

– Ты же храбрый солдат. Иди и посмотри сам.

Ройс отшатнулся, словно от удара, и лишь тогда Кларенс понял, как сильно встревожен Ройс, если решился войти в дом, который никогда не считал своим.

– Черт возьми, Ройс! – В голосе негра звучали жалость и злость. – Неужели ты думаешь, я не предупредил бы тебя, если бы с твоей женой случилось несчастье? Она просто переутомилась, вот и все. Пейтон настоял, чтобы она несколько дней оставалась в постели, а теперь она пришла в себя и снова стала маленькой отважной мисси.

Ройс еле заметно кивнул и отвернулся. Кларенс знал, что этот прославленный солдат старается избежать боя, в который ему так или иначе придется вступить, и жалость пересилила злость.

Здравомыслящий человек оставил бы этих белых наедине с их проблемами и не стал бы вмешиваться, но Кларенс, очевидно, не был здравомыслящим. «Излучина» – его единственный дом, и Ройс прошел все круги ада, чтобы спасти беспомощного раба. Его чернокожие товарищи могли звать его прихлебателем, продавшимся белому господину. Но Кларенс знал, что он был сам по себе и никогда не являлся чьей-то собственностью. Он чувствовал огромное уважение, даже любовь, к этому гордому белому мужчине, который предпочитал жить в одиночку. Он любил этого несчастного, запутанного своей мачехой так, что до сих пор не мог признаться жене в своих истинных чувствах.