– Они позволяют почувствовать себя человеком.

Старик плотнее запахнул пальто и прижал руку к груди, словно замерз.

– Они же вас порабощают! – воскликнул он, потрясая свободной рукой. – Жизнь вашу кладут себе на алтарь! Верней, вы сами ее кладете, добровольно!

Света плотно сжала губы, про себя поклявшись больше не отвечать этому безумцу.

– А те, которые к старости лет с ума сходят? – старик горячился все сильнее. – Купят, прости господи, таракашек каких-то, и трясутся над ними! Им бы спокойно доживать, не позориться. Ан нет! Они на посмешище всего двора будут свою насекомую выгуливать, попоночки ей шить, от холода беречь, будто она орхидея какая!

Дверь кабинета распахнулась, и лысый ветеринар вышел в коридор, на ходу договариваясь о чем-то с Дроздом. Одного взгляда на лицо друга Свете хватило, чтобы понять: Тихон жив.

Она вскочила, но старик опередил ее.

– Ефим Сергеевич! – взгляд его из жесткого сделался заискивающим. – Ефим Сергеевич!

Лысый заметил его и улыбнулся:

– А, Михаил Петрович! Что у вас?

– Ефим Сергеевич, прихрамывает она, вот беда! – умоляюще заговорил старик, утратив весь свой пыл. – Не каждый раз, врать не буду. Но случается. Вы посмотрите на нее, я вас очень прошу!

К изумлению Светы, он вытащил из-за отворота пальто крохотную собачонку размером с будильник, казалось, состоявшую лишь из лапок и ушей. Собачонка тряслась, сучила ножками и просилась обратно в укрытие.

– Ну-ну-ну, не бойся, – умильно проворковал старик. – Юся девочка хорошая, ласковая! Юсенька!

И заскорузлым пальцем провел по черному собачьему носу. Собачонка восторженно облизала ему палец и дрыгнула лапкой.

– Ну что ты, таракашечка ты моя глупая, – с нежностью проговорил старик. – Ефим Сергеевич, так глянете?

– Конечно-конечно! – отозвался ветеринар. – Но, уверен, это остаточные явления…

Они скрылись в кабинете.

– Таракашечка… – ошеломленно повторила Света, глядя им вслед.

– Что? – удивился Дрозд.

– Таракашечка!

Она опустилась на стул. Петля, сжимавшая горло, внезапно ослабла.

– Света, ты что?

– У него собачка! Я не знала…

Она уткнула лицо в ладони.

– Я смотрела на него, думала, он сволочь последняя… А он, он… Он собачку принес, понимаешь? – она всхлипнула. – Свою собачку. Это он о себе говорил.

Слезы хлынули сами, смывая пережитое горе. Она наконец-то плакала – об искалеченном Тихоне, о себе, о старике с его маленькой Юсей, обо всем, что случилось с ними.

Дрозд сел рядом и обнял, прижал к себе, чувствуя, как плечи ее содрогаются от рыданий.

– Выгуливать! – всхлипывала Света. – Попоночки шить! Говорит – орхидея! А у него… У него… Такой комарик! Маленький, меньше Тихона! Я ведь хотела его ударить… А у него – Юся!

Дрозд сунул ей под нос платок, и рыдания стали глуше. Когда плач перешел в тихие всхлипы, он негромко сказал:

– Ну, все, все. Уже прошло.

Она высморкалась и вытерла глаза:

– Расскажи, что с Тишей.

– Все в порядке. То есть не все в порядке, конечно. Но перелома позвоночника нет, а опасались именно его.

– А почему же он лежал неподвижно?

– Переломы предплечий, ушиб печени и, похоже, почек тоже. Ефим говорит, у кота был шок. Разрывов вроде бы нет, но исключать пока нельзя. Пятый этаж – не самый удачный для падения. Кот перевернуться не успел, упал на бок. Счастье, что собаки и крысы не нашли его раньше нас.

– А где он сейчас? Что с ним?

– Лежит под капельницей. Он останется здесь на ночь, с Ефимом и его помощницей я договорился.

– Он выживет? Леш, он выживет?

– Думаю, что да. Ефим говорит, если кот после падения не умер в первые сутки, то шансы на выздоровление – девяносто процентов из ста.

– Но сутки еще не прошли! – испугалась Света.

– Да. Сутки еще не прошли.

Она скомкала платок в кулаке.

– Лешка, что я могу сделать? Нужно посидеть с ним? Достать какие-нибудь лекарства? Что?

– Ничего не надо. Он сейчас спит, и тебе нужно бы поспать. Поехали домой.

Света никак не могла собраться с мыслями. Она встала, походила по коридору. Вытерла ладонью остатки влаги со щек и вспомнила, что ее озадачило.

– Почему врач так на меня смотрел? Со злостью?

– Это не злость. Ветеринары недолюбливают тех, кто не ставит сетки на окна. Они считают, что по вине безалаберных хозяев страдают животные.

– Но у меня были закрыты все окна!

Дрозд устало прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и глуховато сказал:

– Света, прости, это невозможно. Кот не мог открыть створку сам. Ты забыла про окно, и он выпал. Это случается.

Она подошла к нему и тряхнула его за плечи с неожиданной силой. Дрозд чуть не свалился со стула.

– Ты чего?!

– У меня были закрыты все окна, – раздельно сказала Света.

– Этого не может быть.

– Леша, проснись! Ты меня знаешь тысячу лет. У меня все вещи лежат на своих местах, я никогда ничего не забываю и не теряю. Я проверила створки утром, перед тем, как мы поехали в театр. И задернула шторы, чтобы солнце не нагревало квартиру. Я могу поклясться в этом под присягой.

С Дрозда слетел весь сон. Он быстро выпрямился.

– Окна были закрыты, – настойчиво повторила Света, отпустив его. – Кто-то пробрался в квартиру и открыл их.

– Для этого нужно было взломать дверь!

– Я знаю. Но если я не открывала окна, значит, это сделал кто-то другой.

Дрозд внимательно посмотрел на нее.

– Ты думаешь, я пытаюсь снять с себя вину? – догадалась Света. – Нет, Леш, я бы не стала.

Он покачал головой.

– Я тебе верю. У меня просто не укладывается в голове…

– …что кто-то проник в квартиру? Я не вижу других объяснений.

– Но тогда должны остаться следы взлома двери. Вообще следы чужого присутствия!

– Да, наверное. Если только он не был в перчатках.

Она представила, что кто-то смотрел на нее сверху, из ее собственного окна, когда она сидела на земле рядом с Тихоном. Может быть, даже целился из своего пистолета. И вскинула голову, пораженная новой мыслью:

– А вдруг… Вдруг он еще там?!

Дрозд выругался. Голубые глаза ожесточенно блеснули.

– Поехали!

– Куда?