Ложь, вырываясь, обжигает мне горло, а может, это слезы, с которыми я борюсь. Я представляю, как мать стоит за спиной с гребнем и ножницами и слегка улыбается, подстригая мне волосы, и мне хочется кричать, а не оскорблять ее, как я это делаю.

– Означает ли это… – Жанин покусывает губы и умолкает на пару секунд, прежде чем закончить фразу, – что ты согласна с отчетами, которые выпускаются о политических лидерах этого города?

С отчетами, которые называют мою семью испорченными, жадными до власти, морализирующими диктаторами? Отчетами, в которых содержатся смутные угрозы и намеки на революцию? Меня тошнит от них. Оттого что она их выпустила, мне хочется ее задушить.

Я улыбаюсь.

– Всем сердцем, – отвечаю я.

Один из прислужников Жанин, мужчина в голубой рубашке и солнечных очках, отвозит меня обратно в лагерь Лихости на блестящей серебристой машине, подобных которой я раньше не видела. Мотор работает почти бесшумно. Я спрашиваю мужчину почему, он отвечает, что машина работает на солнечной энергии, и пускается в пространное объяснение того, как панели на крыше превращают солнечный свет в энергию. Через минуту я перестаю слушать и гляжу в окно.

Не знаю, что мне скажут, когда я вернусь. Наверное, ничего хорошего. Я представляю, как мои ноги болтаются над пропастью, и закусываю губу.

Водитель тормозит у стеклянного здания над лагерем Лихости. Эрик уже ждет меня у двери. Он берет меня за руку и тащит в здание, даже не поблагодарив водителя. Пальцы Эрика сжаты так сильно, что я знаю: останутся синяки.

Он встает между мной и дверью на улицу. Начинает хрустеть костяшками. В остальном он совершенно спокоен.

Я невольно содрогаюсь.

Тихий хруст его костяшек – вот и все, что я слышу, не считая собственного дыхания, которое становится все более учащенным с каждой секундой. Закончив, Эрик переплетает пальцы перед собой.

– С возвращением, Трис.

– Эрик.

Он идет ко мне, аккуратно ставя одну ногу перед другой.

– О чем ты вообще думала?

Его голос, поначалу тихий, к концу фразы становится громовым.

– Я… – Он стоит так близко, что я вижу проколы в его коже. – Я не знаю.

– Мне хочется назвать тебя предателем, Трис. Разве ты не слышала, что фракция превыше крови?

Я видела, как Эрик делает ужасные вещи. Я слышала, как он говорит ужасные вещи. Но я никогда не видела его таким. Он больше не безумец – он превосходно себя контролирует, замечательно уравновешен. Осторожен и спокоен.

Впервые передо мной открывается истинный Эрик: эрудит, переодетый лихачом, гений, равно как и садист, охотник на дивергентов.

Мне хочется убежать.

– Ты была недовольна жизнью, которую вела здесь? Возможно, ты сожалеешь о своем выборе?

Унизанные металлом брови Эрика поднимаются, лоб покрывается складками.

– Я хотел бы услышать объяснение, почему ты предала Лихость, себя и меня… – он постукивает себя по груди, – отправившись в штаб-квартиру другой фракции.

– Я…

Я глубоко вдыхаю. Он убьет меня, если узнает, кто я такая, я чувствую это. Его пальцы сжимаются в кулаки. Я одна здесь; если со мной что-то случится, никто не узнает и никто не увидит.

– Если ты не в состоянии объяснить, – тихо произносит он, – возможно, мне придется пересмотреть твой ранг. Или, поскольку ты кажешься настолько привязанной к своей бывшей фракции… возможно, мне придется пересмотреть ранги твоих друзей. Возможно, маленькая альтруистка внутри тебя отнесется к этому более серьезно.

Моя первая мысль – что он не может этого сделать, что это нечестно. Вторая – что, разумеется, может и не замедлит ни на секунду. И он прав… при мысли, что мое опрометчивое поведение может вытеснить из фракции кого-то другого, в груди все замирает от страха.

Я пытаюсь еще раз.

– Я…

Но мне тяжело дышать.

А затем дверь отворяется. Входит Тобиас.

– Что ты делаешь? – спрашивает он Эрика.

– Выйди из комнаты.

Голос Эрика становится громче, не таким монотонным. Теперь он больше похож на знакомого мне Эрика. Его лицо тоже меняется, становится подвижным и оживленным. Я таращусь на него, пораженная тем, как легко он может надевать и снимать маску, гадая, какая стратегия за этим стоит.

– Нет, – возражает Тобиас. – Она просто глупая девчонка. Ни к чему тащить ее сюда и допрашивать.

– Просто глупая девчонка, – фыркает Эрик. – Будь она просто глупой девчонкой, разве она получила бы первый ранг?

Тобиас берется двумя пальцами за переносицу и смотрит на меня между ними. Он пытается мне что-то сказать. Я быстро размышляю. Какой совет давал мне Четыре в последнее время?

Единственное, что приходит на ум: «Притворись уязвимой».

Это уже один раз сработало.

– Я… я просто была смущена и не знала, что делать.

Я засовываю руки в карманы и смотрю в пол. Затем щиплю себя за ногу так сильно, что слезы наворачиваются на глаза, и поднимаю взгляд на Эрика, хлюпая носом.

– Я попыталась… и… – Я качаю головой.

– Что попыталась? – спрашивает Эрик.

– Поцеловать меня, – отвечает Тобиас. – Но я ее отверг, и она сбежала, как пятилетка. Ее действительно не в чем винить, кроме глупости.

Мы оба ждем.

Эрик переводит взгляд с меня на Тобиаса и смеется, слишком громко и слишком долго… его смех звучит угрожающе и скребет, как наждачная бумага.

– Не рановато ли для тебя, Трис? – Он снова улыбается.

Я вытираю щеку, как будто смахиваю слезу.

– Можно идти?

– Ладно, – соглашается Эрик, – но впредь не смей покидать лагерь без сопровождения, ясно?

Он поворачивается к Тобиасу.

– А ты… лучше постарайся, чтобы переходники больше не покидали наш лагерь. И чтобы не лезли к тебе с поцелуями.

Тобиас закатывает глаза.

– Договорились.

Я выхожу из комнаты на улицу, встряхивая руками, чтобы избавиться от дрожи. Сажусь на мостовую и обнимаю колени.

Не знаю, как долго я сижу здесь, опустив голову и закрыв глаза, прежде чем дверь снова отворяется. Возможно, проходит минут двадцать, возможно, час. Тобиас идет ко мне.

Я встаю и скрещиваю руки на груди в ожидании выволочки. Я ударила его, а затем ввязалась в неприятности с лихачами – выволочки не избежать.

– Что? – спрашиваю я.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Между его бровями появляется складка, и он нежно касается моей щеки. Я смахиваю его руку.

– Ну, – начинаю я, – сначала мне дали нагоняй у всех на виду, затем пришлось болтать с женщиной, которая пытается уничтожить мою бывшую фракцию, и наконец Эрик едва не вышвырнул моих друзей из Лихости, так что да, денек был из приятных, Четыре.