Комната — или палата? — была очень большой, без окон и в ней находился всего один предмет: больничная каталка, стоявшая под беспощадным светом бестеневой лампы. На каталке лежало что-то длинное, укрытое желтоватой нечистой простыней.

Я уже догадывалась, что там лежит. Меня колотило. Но я все же подошла к каталке и двумя пальцами потянула за простыню.

Номер третий. Завалишин Александр Андреевич.

Я сразу же узнала его, не смотря на то, что практически вся нижняя половина лица у него была снесена и вместо нее темнело кровавое месиво, из которого торчали зазубрины костей. Он смотрел в низкий потолок широко открытыми тусклыми глазами. А я смотрела на него. И не испытывала по отношению к нему ничего, никаких чувств. Ни ненависти, ни жалости, ни раскаяния. Ничего. Хотя, наверное, именно я была его убийцей.

Он был мертв и этим было все сказано.

— Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего Александра, — прошептала.

Опустила простыню и твердо ступая, вышла из комнаты. Мужчины в халате с повязкой на лице нигде не было видно. Вообще никого не было. Холодно горели вдоль стен люминесцентные трубки.

И тут я поняла — зачем меня вызывали.

Андрей. На даче. Один.

Я наобум кинулась бежать по коридору. Я натыкалась на запертые двери, нигде не было окон, — судя по всему, цокольный или подвальный этаж. Наконец, забежав за очередной угол, я увидела лестницу, идущую наверх. По ней я вылетела в большой зал с колоннами. Старушка в синей хламиде возила шваброй по мокрому кафелю.

— Бабушка, где здесь выход?! — заорала я.

— А вона, вона, — перепуганная моим воплем, старушка закивала на стеклянные двери, которые я сразу и не заметила.

Я вылетела на улицу. Моя красная «хонда» стояла, как ни в чем ни бывало — метрах в тридцати, у торца больничного корпуса. Возле нее никого не было и в ней тоже. Я содрала халат, швырнула его на подтаявший снег и, оскальзываясь, побежала к машине.

И первое, что я сделала, подбежав к ней — это открыла капот. Быстро все осмотрела — теперь я могла ожидать от него всего, чего угодно. На первый взгляд вроде бы все было на своих местах, вроде бы ничего не тронуто. Я быстро умнела, но не поздновато ли?..

Надеюсь, что не слишком.

Я захлопнула капот и через три минуты уже гнала машину по утреннему пустынному проспекту. Для пробы я нажала на газ, а потом резко дала по тормозам. Они сработали идеально — машину занесло, повело юзом, но я успела выровнять ее, при этом чуть не налетев на фонарный столб. И помчалась дальше. Скоро я была уже на Петергофском шоссе. Мимо мелькали голые деревья, унылые пустыри и со стороны залива — заросли высохшего тростника с метелками, покрытыми свежевыпавшим снегом. По фарватеру осторожно пробирался толстобрюхий паром с эмблемой финской компании на двух скошенных назад трубах.

Стрелка спидометра, как сумасшедшая, плясала между отметками девяносто и сто десять.

* * *

Машину подбрасывало на выбоинах дорожки, что вела к нашей даче. На дорожке проглядывали только характерные отпечатки протекторов моей машины: это я уезжала, и на снегу они были видны очень четко.

Ворота я в спешке отъезда оставила открытыми, поэтому я загнала машину на участок поближе к гаражу и на всякий случай развернула в сторону выезда. Посмотрела на тропинку, убегающую к входной двери. На ней тоже были отпечатки только моих ботинок. Я облегченно вздохнула. Я вылезла из машины и еще раз огляделась. Вокруг, в туманном воздухе, не было ни малейшего движения. Мертво стояли покинутые на зиму дачи. Скукожились вороны на старой березе. От недалекой станции донесся гудок электрички. А вот и она. Я увидела за силуэтами домиков и деревьев ее проскользнувшее в сторону Питера грязно-зеленое суставчатое тело.

Я подошла к двери и нажала кнопку звонка. Прислушалась. За дверью послышался шорох.

— Андрей, это я! — крикнула я.

— Ты одна? — послышалось из-за двери.

— Да, Андрюша, одна, одна…

— Предупреди их, если они там, с тобой: попробуют войти — уложу на месте!

— Да одна я, черт возьми, открывай!..

С перепугу я забыла про наш импровизированный пароль и только сейчас с опозданием заорала:

— Милый, пора вставать!

Дверь толчком распахнулась и прямо мне в грудь уставился ствол карабина. Андрей, уже в джинсах и свитере, стоял в прихожей и лицо у него было…

— Что ты сказала? — недоумевающе спросил он, глядя за мою спину. — Я уже встал.

— Ничего, ничего, — я бросилась ему на шею.

Мы замолчали. Обнимала — одна я, потому что в одной руке, здоровой, он держал уже ненужную железяку, а вторую из-за раны просто еще не мог поднять до конца.

Я с трудом оторвалась от него, втянула в прихожую и захлопнула дверь.

— Почему ты сидишь без света? — спросила я, нажимая кнопку выключателя.

— Чтобы целиться было удобнее, — в голосе его я не услышала иронии.

Мы прошли в холл.

— Одевайся, милый, — сказала я.

— Зачем, Оля?

— Я тебе по дороге все расскажу. Нам опять надо ехать.

Он вздохнул, посмотрел на меня, но больше ни о чем не стал расспрашивать. Я помогла ему натянуть куртку и поверх куртки повязала свой длинный ярко-желтый шарф.

— Никого не было? — на всякий случай спросила я.

— Вроде нет… Хотя… Нет.

— Звонки?

— Тоже нет.

— Пошли.

— А это? — он кивнул на карабин.

Я взяла карабин, разрядила его и вытащила магазин. Сунула карабин в чехол и туда же побросала снаряженные магазины. И опустила карабин в чехле за спинку дивана.

— Лучше сейчас без этого, — сказала я.

* * *

Я закрыла дверь дачи на ключ, сунула его в карман куртки. Мы залезли в машину. Андрей уселся рядом со мной, на переднее сиденье.

— Ремешок накинь, — сказала я.

Включила зажигание. Завыл стартер, но двигатель не завелся. Я попробовала еще и еще. Двигатель как умер.

— Ч-черт, — процедила я сквозь зубы.

— Вон, посмотри, — ткнул Андрей пальцем в приборный щиток. — Бензин-то тю-тю.

Алым глазком горело маленькое табло.

— Как это — тю-тю? — растерялась я. — Я же только что ехала… Был бензин, я что, с ума сошла?..

— А в гараже есть? — спросил Андрей.

Мы выскочили из машины. Мы перерыли весь гараж, нашли несколько канистр, но все они были пусты. И тогда нервы у меня не выдержали. Я, как истеричная барышня, шлепнулась на старые покрышки и зарыдала в голос.