Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время после этого разговора с Фурцевой я узнал, что под меня подбираются ключи к освобождению от должности генерального конструктора, руководителя ОКБ. Преемником моим намечался Сергей Хрущев.
Таким образом, стало ясно, что люди при личных встречах внешне исключительно любезные и доброжелательные, за моей спиной хулили меня, чтобы проложить дорогу карьере сына Хрущева.
Это мероприятие по устранению меня от руководства, созданного мной еще в конце 20-х годов конструкторского коллектива, осуществить не удалось по причине отстранения самого Никиты Хрущева.
Слава богу, смелые и честные люди в партии вовремя пресекли вредную деятельность зарвавшегося самодура.
С Георгием Максимилиановичем Маленковым я познакомился при следующих обстоятельствах.
В конце августа 1939 года вызвал меня нарком М.М. Каганович:
– Поедем к секретарю ЦК Маленкову, – в связи с вашей поездкой в Америку.
Вместе с Кагановичем, в его машине мы приехали на Старую площадь в ЦК и на лифте поднялись на четвертый этаж. Нас уже ждали.
Маленкова я увидел впервые. Невысокого роста, полный, с животом, одутловатое круглое, бабье лицо бледного серо-зеленоватого оттенка с редкой растительностью. В одежде подражает Сталину. Постоянно подтягивает (руки короткие) вылезающие манжеты рукава рубашки.
Поздоровавшись за руку и пригласив сесть, он сразу же спросил:
– Зачем едете в Америку?
Я ответил, что меня посылают на фирму «Дурамолд» для ознакомления с использованием пластмасс в самолетостроении.
– Сколько времени там пробудете?
– Командировка сроком на месяц.
– Как поедете?
– Поездом до Гавра, а там пароходом «Иль де Франс» в Нью-Йорк.
– Через Париж?
– Да, в Париже пересадка на гаврский поезд.
– Надя вас будет встречать в Париже?
– Какая Надя?
– А ваша парижская приятельница.
Георгий Максимилианович Маленков (08.01.1902 – 14.01.1988). Архив ОАО «ОКБ им. А.С. Яковлева».
Тут я вспомнил, что за два года до этого, будучи в числе других инженеров нашего Наркомата в Париже, я заболел ангиной и там, по указанию торгпреда, меня, больного, помимо врача поручили заботам одной из сотрудниц торгпредства, славной девушке по имени Надя.
– Ах, эта Надя?!
– Да, эта.
– Как же она меня будет встречать, – она и не подозревает, что я поеду за границу, я ведь не писал ей.
– Да, но зато она вам писала.
– Это верно, – прислала недавно письмо, что у нее скоро кончается срок, что она возвращается в Москву и хотела бы меня увидеть. Откровенно говоря, я и забыл про нее совсем.
– Кто эта Надя?
– Сотрудница Внешторга, комсомолка.
– Вопросов больше нет, – обращаясь к Кагановичу, сказал Маленков и опять ко мне:
– Ну, желаю успеха.
На обратном пути я спросил у наркома, откуда Маленков мог знать о письме.
– Откуда? – иронически усмехнулся Каганович, не ответив на вопрос.
30 августа 1939 года гитлеровские войска напали на Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии.
Началась вторая мировая война и через два месяца вместо Америки мне пришлось в составе советской экономической делегации поехать в Берлин.
Позже мне пришлось общаться с Маленковым часто и помногу, – особенно в начале работы в Наркомате в период его перестройки.
Нужно сказать, что это был человек необыкновенной трудоспособности, очень дотошный, вникавший в дело до мельчайших подробностей. Формалист и буквоед в точном смысле этого слова. Мы с наркомом целыми днями, иногда до поздней ночи, просиживали с ним, формулируя и редактируя разные документы для Сталина.
Однако справедливость требует отметить большую заслугу Маленкова в деле укрепления мощи нашей авиации во время войны.
Маленков, руководя могучим партийным аппаратом страны и шефствуя над авиацией, молниеносно осуществлял через местные партийные организации все решения ЦК, связанные с развитием нашей авиации, за что и ценил его Сталин. Но у меня было такое впечатление, что техникой, вне рамок обсуждавшегося в данный момент вопроса, он не интересовался. Может быть поэтому лично мне с ним было как-то не по себе, – я не чувствовал в нем искренности. Характера он был не открытого.
Да и сам Маленков ко мне с самого начала симпатии не чувствовал, видимо, как к человеку совершенно чуждому по духу и темпераменту. Вынужден был считаться только в силу отношения и доверия ко мне Сталина.
Маленков ненавидел Ильюшина и Микулина, как и вообще все живое, необычное.
Маленков не имел авторитета старого большевика-партийца. Не имел образования и каких-либо серьезных знаний. В личных целях использовал болезненную мнительность Сталина и во всех случаях, как мне это пришлось замечать, не гасил его подозрительность, а разжигал ее и растравлял. Не обладая политическим багажом, являясь выскочкой, построив свою карьеру на беспринципном угодничестве, он дошел до высшей ступени – должности секретаря ЦК и правой руки Сталина по партийному аппарату.
Он, так же как и Берия, боялся выдающихся политических деятелей, а также крупных специалистов, с которыми любил общаться Сталин, поэтому не останавливался ни перед чем, чтобы убрать и тех и других со своей дороги.
Именно этим и можно объяснить последовательное уничтожение по интригам Маленкова и Берия таких крупнейших деятелей партии и государства, как Н.А. Вознесенский, А.А. Кузнецов и ленинградских партийных и советских руководителей.
Суть так называемого Ленинградского дела заключалась в следующем. После разгрома под Ленинградом гитлеровских вояк, на полях сражений осталось огромное количество трофейного немецкого оружия. Оружие это было собрано, рассортировано и хранилось в отведенных для этого специальных складских помещениях. Это обстоятельство использовал Берия. Он с целью скомпрометировать и избавиться от опасных для себя конкурентов, таких как Н.А.Вознесенский, А.А. Кузнецов и других, изобразил Сталину дело так, что оружие собирали для вооруженного выступления против советского правительства. Сталин усомнился и послал Маленкова проверить это дело на месте в Ленинграде. Маленков поехал, «проверил» и подтвердил измышление Берия.
Как я уже говорил, Маленков шефствовал над авиацией. Через него шли все основные документы по развитию авиационной техники и авиационной промышленности.
Однако Сталин часто, не считаясь с уже подготовленными в аппарате Маленкова предложениями в области авиации, советовался со специалистами и, подготовленные наркомом и представленные Маленковым предложения, коренным образом изменялись. Сталин при обсуждении авиационных вопросов почти всегда приглашал меня, а так как случалось, что мое мнение не совпадало с соображениями наркома и Маленкова, то оба они бывали очень недовольны. Они считали меня человеком опасным, от которого всего можно было ожидать.