Дверь закрылась и за несколько секунд до того, как офицеры заняли свои места, я оказалась заключена в нагретый, пахнущий металлом, салон-клетку, находящийся между мной и передним сидением.

–Мне жаль,– прошептала я.– Мне очень жаль.

Я ненавидел Сент-Луис.

Стоило въехать на его окраину почти две недели назад, и ко мне потянулся шум города. Натиск лишь усилился, когда я оказался в жилых кварталах. Жизни других людей захлестнули восприятие, но если обычно они наполняли эмоциями, то сейчас высасывали из меня всю энергию, вытесняя мою собственную.

Чем дальше я находился от Фионы, тем сильнее это меня разрушало. Покой, который она подарила мне, испарялся с каждой милей. Надежда, что она когда-нибудь со мной заговорит, тоже постепенно гасла. Мне следовало скорее возвращаться. Уже казалось, что приезд вСент-Луис стал ошибкой, но, черт возьми, как иначе я мог поступить? Я разрывался от чувства долга перед единственными людьми, которые остались в моей жизни.

«Мать не смотрела на тебя восемь лет. Фиона ненавидит. Никого у тебя не осталось».

Именно эти мысли крутились в моей голове все двенадцать дней, пока я просыпался по утрам в мотеле, расположенном поблизости от дома престарелых. На тринадцатый я встал, принял душ, оделся и сказал себе, что надо держаться. Любовь и надежда. Любовь и чертова надежда.

А потом я на мотоцикле проехал сквозь туманную желтую дымку к дому престарелых «Всегда солнечно» иприпарковался на стоянке. Еще до того, как снял шлем, я ощутил напряжение в воздухе.

Сегодняшнее посещение отличалось от предыдущих двенадцати.

Я подошел к стойке регистрации, иДорис Уокер, одна из помощниц, поприветствовала меня жалостливой улыбкой.

–Мистер Янг, как вы сегодня?

«Сегодня умрет моя мать»,– подумал я, но вслух ответил:

–Нормально.

Она протянула мне бейджик посетителя.

–Уверена, что в эти дни вы помогаете матери.

Я же считал, что все эти дни моя мать была не в себе и вообще понятия не имела о моем присутствии. Я кивнул, позволил женщине думать, будто ее слова помогают.

Далее поднялся по лестнице на второй этаж, легонько постучал в комнату двести девятнадцать и открыл дверь. Медбрат по имени Карл уже находился здесь. Моя сильно исхудавшая мать с желтоватого оттенка кожей лежала на кровати, ее каштановые с проседью волосы разметались по подушке.

–Доброе утро, мистер Янг,– поздоровался Карл, скрывая насмешку за вежливой профессиональной улыбкой.

Я ему не нравился. Карл присутствовал во время моих прошлых визитов, когда мать впадала в панический бред, запертая в ловушке прошлого и вреальности. Карл считал, что мне не следует приходить.

–Она сегодня довольно тихая,– произнес он.– Совсем ослабла.

Я сел на стул у кровати. Карл оказался прав, я тоже чувствовал, что моя мать куда слабее, чем в предыдущие дни. Тело и душа отдалялись друг от друга с каждой секундой все сильнее, словно нити, которые постепенно распутывались.

«Это случится сегодня».

–Можно мне минуту, Карл?– спросил я, поняв, что он не собирается уходить.

Одарив меня долгим взглядом, а он все же кивнул.

–Я подожду за дверью.

Голова моей матери оставалась повернутой к окну, а глаза уставились на пейзаж снаружи.

–Привет, ма, как ты сегодня?

Как и предыдущие дни, она не обратила на меня ни малейшего внимания. Провидение показывало, что сейчас она находится в совершенно другом месте. Походило на беседу с человеком, который поглощен чтением книги или просмотром фильма.

«Она не вернется в реальность»,– подумал я обреченно.

–Мам? Ты слышишь меня?

Она слабо улыбнулась, но не мне. Лежа в больничной палате, мама улыбалась чему-то там, где витала сейчас. Нити продолжали распутываться.

–Мама, я просто хочу сказать, что понимаю, почему ты отправила меня в психушку. Я не сержусь. Правда.

Она вдохнула, ее узкая грудь дрогнула.

Я медленно наклонился вперед.

–Мама, мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

«Мне нужно услышать, что я все еще твой сын».

Ее глаза расширились от чего-то, что видела только она. Ее время ускользало.

–Ма?..

Ее рука дернулась на кровати и от отчаяния меня посетила идея.

«Не делай этого. Провидение разрушило отношения сФионой. Даже не пытайся…»

Однако та часть меня, которая помнила любящую и смотрящую на меня мать нуждалась в том, чтобы я попытался дотянуться до нее в последний раз.

Я взял ее за руку, больше напоминающую кости, завернутые в рисовую бумагу. Провидение продемонстрировало мне спутанный мираж из разрозненных мыслей и воспоминаний. Я закрыл глаза и сконцентрировался. СФионой все произошло само собой. Я просто провалился в ее воспоминания, даже не напрягаясь.

«Просто быть собой…»– вздохнул я.

Комната растворилась, превратившись в наш двор вУэйко, штат Техас. На улице стояло лето. Трава на заднем дворе пожухла от безжалостного солнца. Моя мама включила разбрызгиватели, это означало, что отца нет дома, и никто не будет кричать из-за счетов за воду.

Молодая и красивая мама запрокинула голову и рассмеялась от того, что маленький мальчик с каштановыми волосами погнался за ней с ведром воды. Она бежала медленно, а мальчик изо всех сил пытался тащить свою ношу. Мама притворилась, будто ее загнали в угол, и позволила мальчику расплескать воду себе под ноги.

–Ай, ты меня поймал,– воскликнула она и подняла мальчика. Разбрызгиватели разносили вокруг них воду, вскоре появилась радуга. Я продолжал наблюдать.

–Мой милый Коля,– проворковала она,– мы вместе, да? Ты мой маленький соучастник преступления.

Она улыбнулась мальчику – шестилетнему мне – затем поцеловала в щеку. А потом они вдвоем принялись танцевать в воде.

Мое зрение затуманилось.

–Я люблю тебя, мама,– прошептал я слишком тихо, поэтому за шумом разбрызгивателей и смехом мальчишки меня невозможно было услышать.

Вскоре мама перестала танцевать и, взяв мальчика за руку, посмотрела на меня. Прямо на меня.

–Я люблю тебя, Коля. Всегда любила тебя, мой милый мальчик. И буду любить.